Станция Вашингтон. Моя жизнь шпиона КГБ в Америке

Антисоветские настроения в США достигли своего пика. Приближался американо-советский саммит в Женеве, но Юрченко внес сумятицу в подготовку к нему. Советские руководители опасались, что США, используя информацию перебежчика, поставят их в невыгодное положение.

В этой ситуации Андросов привел резидентуру практически к полной пассивности, а сам занялся чтением американских газет и журналов. Вскоре он понял, что его оперативники сходят с ума от безделья, и предпринял меры, чтобы развеять их скуку, приказав подчиненным повысить дисциплину. Резидентуру охватил паралич.

Неужели мне суждено так бесславно завершить свою карьеру в разведке? Ситуация казалась почти безнадежной. И тут случился счастливый случай.

Однажды утром я ехал на работу, слушая радио. Время от времени диск-жокей прерывал легкую рок-музыку, чтобы набрать какой-нибудь случайный телефонный номер и спросить того, кто отвечал на звонок, о его отношении к недавно разоблаченным предателям: Уокерам, Рональду Пелтону и им подобным. Все респонденты выражали свое возмущение, а некоторые даже требовали смертной казни для предателей. Вдруг одна женщина сказала: "Почему вы изображаете этих людей какими-то чудовищами? Они просто делали свое дело так, как считали нужным, вот и все".

Диктор радио чуть не поперхнулся.

"Так, минуточку, минуточку", — прохрипел он. "Вы хотите сказать, что можете сделать то же, что и они?"

"Я не знаю", — сказала женщина. "Но я бы обязательно подумала об этом".

Бинго! Я понял, что с точки зрения моих профессиональных интересов чем более враждебными будут советско-американские отношения, тем лучше. По крайней мере, резко сократится количество тупиковых контактов. В сложившейся ситуации человек, решившийся на контакт с советским представителем, должен быть психологически готов к этому. Пришло время представиться Филлис Барбер. У меня был прекрасный предлог: Михаил Горбачев собирался посетить Париж, а Филлис писала рассказы для французского еженедельника.

II.

В тот вечер я около часа просидел в вашингтонском офисе ТАСС на десятом этаже Национального пресс-билдинга, обзванивая журналистов, представляющих французские СМИ, и спрашивая их мнение о перспективах советско-французских отношений. Честно говоря, мне было абсолютно все равно, но это была уловка, которая в профессиональной терминологии называется созданием легенды для последующих операций.

Сделав достаточно для своей легенды, я посмотрел вечерний выпуск новостей CBS и вышел из офиса, чувствуя себя человеком после хорошо выполненной работы. Задача по созданию прикрытия была выполнена. Впереди была рутинная работа оперативного сотрудника.

Как и другие корреспонденты бюро ТАСС, я держал свою машину в подземном гараже на улице G, в ста метрах от здания Национальной прессы. Четырнадцать дней подряд меня неотступно преследовала сторожевая машина ФБР, серебристо-серая "Шевроле Импала", — хвост появлялся, когда я утром садился в машину, и следовал за мной весь день, куда бы я ни пошел.

куда бы я ни поехал. Мне казалось вполне естественным, что в Москве работает крупная сеть ЦРУ, а в Вашингтоне за мной следит машина ФБР. Я не видел ничего плохого в конкуренции спецслужб, если она не выходила за рамки приличий.

Пока что они следили за моей машиной, а не за мной. Когда я приезжал куда-нибудь или заходил в магазин, наблюдатели оставались в машине и терпеливо ждали, когда я выйду. Это стандартная процедура на ранних этапах контрразведывательной операции, когда наблюдатели изучают места, которые посещает шпион. На следующем этапе ФБР, по логике вещей, должно было начать выискивать мои контакты, и тогда агенты должны были бы следовать за мной не только в машине, но и пешком. Пока же я пользовался значительной свободой действий.

В тот вечер "Импала" ФБР стояла метрах в пятидесяти от въезда в гараж, и я направился прямо к ней. Увидев меня, водитель сразу же пригнулся. Другой агент на переднем сиденье задержался, но тяжелая рука его напарника тут же опустилась на его голову и засунула ее под приборную панель, за пределы моего зрения.

Демонстративное наблюдение продолжалось. Тем лучше, подумал я, входя в универмаг Hecht's, занимающий целый квартал G Street от 13-й до 12-й улиц.

То, что я сделал дальше, противоречило всем заповедям разведки. Согласно доктрине, которую преподают в Академии разведки, демонстративное наблюдение предназначено для оказания психологического давления на объект. Оно может сопровождаться всевозможными провокациями разной степени жесткости. В подобных ситуациях, по советам опытных разведчиков, разумнее всего не искушать судьбу, а спрятаться в офисе, квартире или где-нибудь еще — и поскорее.

Но, как мне казалось, эта теория была сущей ерундой. С моей точки зрения, важно было то, что мои кураторы из ФБР знали, что я знаю о них, и, по всей вероятности, были уверены, что в сложившихся обстоятельствах и без традиционного маршрутного теста, позволяющего стряхнуть их с хвоста, я никогда не совершу ничего необдуманного.