До докторов порой долетали слухи о том, как успешно устраиваются эмигрировавшие коллеги, если проявляют терпение и упорство. Первые годы приходится туго, работают санитарами во второсортных клиниках, а тем временем готовятся и сдают экзамены, сначала по языку, затем по медицине, подтверждают диплом и начинают заново карабкаться по карьерной лестнице. Трудно, туго, но игра стоит свеч, потому что через десять лет у них такие доходы, которые советскому врачу не могут даже присниться.
С детства зная поговорку, что хорошо там, где нас нет, Ян не особенно внимательно слушал эти россказни. Была в них правда или нет, а ему никогда не хотелось уехать. Он здесь родился и вырос, родина выучила его, воспитала, дала прекрасную специальность, теперь его черед помогать родине, то есть людям, которые здесь живут.
Эмигрировать в его понятии было все равно, что полететь в космос: физически это возможно, какие-то люди действительно это делают, но лично ему это никогда не светит.
Теперь Наташа предлагает уехать, и не просто так, наобум святых, а к ее отцу. Поддержка преуспевающего человека очень сильно снизит риски, и хоть формально все придется начинать заново, с чистого листа, но знаний и навыков никто у доктора Колдунова не отнимет. Пять-шесть лет жизни придется потратить зря, но зато дальше карьера попрет… Ну или не попрет, но уровня врача стационара он достигнет. Времени, конечно, жаль, но не лучше ли так, чем вылететь из аспирантуры, что вполне реалистично, и до конца жизни сидеть в какой-нибудь дыре, спиваясь и теряя мастерство?
Что он оставит здесь, если уедет? Родителей? Самое смешное, что они его отъезду будут только рады. Папа часто сравнивает медицину у нас и за бугром, и всегда в пользу последней. Он будет доволен, что сын приобщится к науке мирового уровня, тем более он сильно обижен на систему за то, что она отправила сына в Афганистан.
Заканчивается холодная война, политика разрядки привела к тому, что границы открываются, так что они с родителями смогут навещать друг друга хотя бы раз в году, что, в сущности, столько же, сколько и сейчас. Сейчас, конечно, легче, потому что греет сознание, что ты в любую минуту, как захочешь, прыгнешь в поезд и приедешь в родной дом, но, положа руку на сердце, пользуется Ян этой возможностью совсем не часто.
Если внимательно подумать, то ничего сверхъестественного в предложении Наташи нет, и ее желание свинтить отсюда далеко не уникально, объяснимо и ничего плохого не говорит о ней самой.
Легко рассуждать о патриотизме, когда ты воспитан в любви и заботе, и родина была для тебя ласковой матерью, или даже строгой, но ответственной мачехой. Неважно, любила или нет, но оберегала, кормила, учила, вывела в люди. Она исполнила свой долг материнства, теперь твоя очередь исполнить сыновний долг благодарности. Все просто. Но что делать тем людям, для которых родная страна обернулась жестокой убийцей и грабителем? Наташа осталась совсем одна не потому, что родные погибли на войне, нет, они стали жертвой государственного произвола. Полина Георгиевна лишилась отца, а Наташа – деда только потому, что он кому-то чем-то помешал или имел неосторожность высказать свое мнение в обществе, где делать этого не стоило. Человеку ни за что, ни про что загубили жизнь и оставили семью без кормильца, еще, наверное, и имущество отобрали, чтобы жена врага народа знала, с кем спать и от кого рожать детей.
А потом у Наташи перед глазами был пример матери, которая смогла если не простить, то как-то оправдать эти перегибы власти, и честно служила людям и стране, не видя от них никакой благодарности, а потом умерла, потому что этот народ, которому она отдавала все силы, не потрудился вызвать «скорую помощь», когда она упала на улице, не побеспокоился о ее самочувствии на работе и не подошел к ней в приемном покое, когда ее в тяжелом состоянии все-таки привезли в больницу.
Пожалуй, на месте Наташи он бы тоже захотел уехать.
* * *
На следующий день Ян, как обычно, пришел к ней в библиотеку. Наташа встретила его совершенно спокойно, как будто и не важно было, что он решил. От этого Яну делалось не по себе, он не мог сосредоточиться на своей монографии и каждые десять минут выбегал на улицу курить. Хотелось поскорее все решить, но библиотека – не самое подходящее место для таких важных разговоров.
Буквы в монографии расплывались, прыгали перед глазами, и, не в силах больше выносить это волнение, Ян сказал, что сходит домой, поспит и вернется к концу рабочего дня.
Работающий по ночам человек умеет засыпать в любое время суток и в любом положении, но сегодня Морфей ни за что не хотел заключать Яна Колдунова в свои объятия. На нервной почве Ян почистил для ужина полную с горкой кастрюлю картошки, высадил все оставшиеся сигареты, так что пришлось по второму кругу докуривать самые сочные хабарики, и вернулся в библиотеку как раз к закрытию.
Наташа тоже из последних сил притворялась равнодушной, и оба так переживали, что по дороге не сказали друг другу ни слова, но только вошли в комнату, как Наташа, не снимая пальто, выпалила: