Станция «Звездная»

– Люблю, конечно, но в библиотеке я совсем по другим причинам. Я не пошла в девятый класс, потому что мы не могли прожить вдвоем на одну мамину зарплату. Понимаешь? В этой стране так устроено, что медсестра, опекавшая тысячи детей, не может дать приличное образование своему единственному ребенку. Поверь, я очень хорошо училась, но после восьмого класса пошла в техникум, потому что надо было слезать с маминой шеи хотя бы частично. После техникума я каждый год поступала в университет на филфак и каждый же год не проходила по конкурсу, хотя метила только на заочное отделение. И мне кажется, Ян, что я не проходила не потому, что была глупой или плохо готовилась к экзаменам. В последний раз знаешь, как было обидно, когда я полчаса на английском распространялась про стилистические приемы Диккенса и получила тройку, а за соседним столом абитуриент с трудом выдавливал из себя май нейм из Ваня и вышел с «отлично». После такого опыта как-то очень отчетливо начинаешь понимать, что в этой стране, если за тебя некому заступиться, то ты никто, пылинка под сапогом истории.

– Не говори «эта страна», пожалуйста.

Наташа пожала плечами.

– Слушай, – сказал Ян, осторожно обнимая ее, – тебе трудно пришлось, но мы женимся, и все наладится. Ты будешь женой не какого-то обормота, а советского офицера. Сейчас немножко туговато с деньгами, но как только я закончу аспирантуру, буду получать очень прилично.

– Да разве в деньгах дело? – вздохнула Наташа.

– А в чем тогда?

– Во многом, но точно не в них. Просто материальные аргументы самые наглядные и убедительные, поэтому я с них и начала. Я ведь не корыстный человек, Ян, разве ты этого не заметил?

– Заметил, – улыбнулся он.

– Я привыкла считать каждую копейку и думать, что счастье не в эгоистичных удовольствиях, а в служении людям. Так меня мама воспитала. Послушай, Ян, я разве хоть раз спросила тебя, сколько ты получаешь?

– Не помню такого.

– Правильно, потому что мне это не важно. С тобой я готова прожить в нищете всю жизнь.

– Спасибо, Наташа, но я надеюсь, что до этого не дойдет.

– Готова, Ян, только не в этой стране, где граница влияния государства на человека проходит по внутренней стенке его черепа, а у большинства людей оно эти границы даже перешло.

– Наташ, ты преувеличиваешь…

– Да? А ты можешь свободно выражать свои мысли?

– В принципе да…

– Да что ты! – Наташа делано рассмеялась. – И на комсомольском собрании, и на занятиях по марксистско-ленинской философии в любую минуту можешь сказать, что все это чушь слоновья, и тебе за это ничего не будет?

– Ну не до такой, конечно, степени.

– А в нормальном обществе надо до такой! Чтобы ты соблюдал законы, платил налоги, а дальше делал что хотел. И если ты, например, не разделяешь коммунистические идеи, то можешь не вступать ни в комсомол, ни в партию, совершенно не беспокоясь, как это отразится на твоей работе.

Прижав ее к себе сильнее, Ян сказал, что сейчас жизнь меняется, перестройка по всем направлениям идет полным ходом, у людей становится больше свободы, и вскоре они заживут в нормальном обществе, никуда не уезжая.

Наташа отстранилась и остро взглянула на него:

– И ты серьезно в это веришь?

– Я считаю, что такое возможно, – уклончиво ответил Ян.

– А я считаю, что нет, потому что свободы по приказу не бывает. У нас человек – это всегда средство, а не цель. Вот смотри, Ян, сейчас заговорили о сталинских репрессиях. Для вас это шок, страшная сказка, а для нашей семьи – обыденная реальность. Почему, ты думаешь, на похоронах мамы не было никого из родных? Да просто никого не осталось! Моего деда выслали сначала, а потом посадили в лагерь, откуда он уже не вернулся. Бабушка осталась одна с мамой, которой тогда исполнилось три месяца, и выжили они просто чудом. Брат деда им помогал, но вскоре сам очутился в лагере. И таких людей, как мы, много, но до недавнего времени нам даже не позволено было говорить о своих семейных трагедиях. Как будто если делать вид, что чего-то нет, то его и впрямь не будет.

– Но сейчас-то начали…

– А я смотрю и думаю, что лучше бы молчали, – фыркнула Наташа, – эта ложь дорого нам еще обойдется. Репрессии представлены, как какой-то сказочный гротеск, как засилье злодеев-вурдалаков, а между тем это все делали хорошие люди и для благой цели, просто они знали, что можно уничтожить человека во имя счастья человечества. Как ты вырезаешь раковую опухоль, так и они уничтожали неподходящих людей и, как и ты, шли домой с чувством морального удовлетворения.

– Наташа, но это все позади. Все кончилось.

– Все только начинается.

– Если ты имеешь в виду хорошую жизнь, то да, – с уверенностью произнес Ян. – Короче, Наташ, не надо никуда ехать. Все у нас с тобой будет хорошо и здесь, в этой, как ты говоришь, стране. Денег я заработаю, а там, бог даст, прооперируем какого-нибудь сотрудника универа, и ты поступишь даже на дневное. Не хочешь сидеть в библиотеке – увольняйся хоть завтра да становись домохозяйкой.