Станция «Звездная»

– Ну да, там захочешь, а не будешь здоровым человеком. В такой среде у тебя как у суставной поверхности при системной красной волчанке – никаких шансов. Ладно, давай не слишком углубляться в аналогию, главное, что без тебя я никогда бы не вырвалась из этого порочного круга и ничего бы не поняла.

– То есть я был как большая доза глюкокортикоидов, – уточнил Ян.

Дина фыркнула:

– Короче, клянусь, что для тебя в нашем доме всегда найдется чашка кофе и тарелка супа.

Ян хотел уже одеваться, чтобы уйти куда глаза глядят и не мешать Дине, но тут она спохватилась, что он может снять люстры и занавески. Ян не без энтузиазма включился в работу и не заметил, как день за окном потускнел, полиловел, а следом зажглись фонари и наступила темнота.

Казалось бы, впустую провозился, а чувствовал себя очень довольным.

После похорон Полины Георгиевны он не был на кладбище. Не удавалось вырваться с работы, но Ян вообще без особого пиетета относился к месту упокоения человеческих останков. Понимал, что раз людям это важно и они находят утешение в том, чтобы приходить на могилу, то нужно уважать эту потребность, но сам ничего не чувствовал, навещая на кладбище покойных родных. Есть обелиск, есть земля, а кости… К сожалению, Ян знал, что происходит с трупом, и на кладбище невольно приходили в голову эти подробности, стадии разложения и прочая мерзость. Если это касалось абстрактного тела, то ничего, просто наука, но о близком человеке думать такое было очень мучительно, поэтому Ян сколько возможно избегал бывать на кладбищах. Ведь если есть загробная жизнь, то он своими ужасными кощунственными мыслями делает только хуже.

Наташа чувствовала это и не звала его с собой, но однажды сказала, что нужно привезти на могилку еще лапника, и после работы Ян, захватив из операционной большой ампутационный нож и на всякий случай пилку Джильи, сел на Финбане^* в первую отходящую электричку и вышел на первой станции, когда за окном показался дикий лес.

Подозревая, что действия его противозаконны, Ян посмотрел на платформе расписание обратных поездов и углубился в лесок. Там было тихо и таинственно, нетронутый белый снег лежал причудливыми косыми сугробами, будто согнувшимися под ветром, лежал на темных старых елках и высоких неровно обломанных пнях. Одно молодое деревце склонилось то ли от ветра, то ли под тяжестью снега, да так и примерзло к пню, застыло аркой, а с его тонкого ствола свисала бахрома сосулек. Сойдя с тропинки, Ян сразу провалился в снег чуть ли не по пояс и беспокоился только о том, как бы не оставить в лесу форменную обувь. Добравшись до первой же ели, он достал свои инструменты и приступил к хирургическому вмешательству. Без ассистента дело шло туго, и пила Джильи оказалась совершенно не приспособленной для свежей древесины, но с горем пополам он все же частично отрезал, частично откромсал, а главным образом отломал три прекрасные ветки.

Перевязав их взятым в операционной же бинтом, Ян вытряхнул из ботинок снег и вернулся на платформу, куда вскоре, энергично свистнув, подъехала электричка.

Поездка заняла у него совсем немного времени, наступил только шестой час, когда Ян вернулся на вокзал. И решил ехать прямо на кладбище. Как раз успеет до закрытия, а что поздно и темно, так ничего страшного. Мертвецов он не боится, тем более Полину Георгиевну.

Иначе, если оставлять ветки на улице, их сопрут, а в квартире они от тепла сразу осыплются.

Ян поднажал, скорым шагом добрался до кладбища и так же быстро припустил к могилке, благо посетителей почти не было из-за зимы и позднего времени, и некому было обвинять его в непочтении к мертвым.

Добравшись до могилы, он убрал старые ветки и побитые морозом букеты, укрыл холмик своим лапником, а сверху разложил искусственные цветы, стараясь, чтобы вышло покрасивее, и злясь на себя за то, что не купил свежих цветочков.

Эта простая и бессмысленная по сути работа вдруг успокоила его и примирила с мыслями о бренности плоти.

Собрав в охапку увядшие цветы, он отнес их к мусорному баку, выбросил и посмотрел, как холмик Полины Георгиевны теперь выглядит издалека.

Мимо проходил, волоча ноги, краснолицый и перепачканный землей мужик в свитере, мешковатых джинсах и высоких сапогах. В руке он держал лопату, но и без этого профессия его была ясна. Завидев Яна, мужик воткнул лопату в снег и спросил огоньку.

Ян достал сигареты и спички. Закурили. В быстро сгущающихся сумерках искорки их горящих папирос были видны, наверное, очень далеко.

Кладбище медленно погружалось в вечернюю тьму. Сливались тени, памятники будто неслышно отступали в небытие, и вороны, каркая, улетали будто на ту сторону.

Ян с мужиком стояли и смотрели, как из-за облака проглядывает бархатистый диск луны.

– Жизнь прекрасна во всех своих проявлениях, в том числе и в этом, – заметил мужик, бросил окурок в бак, подхватил лопату и зашагал дальше.

Посмотрев, как мужик растворяется в кладбищенской тьме, Ян тоже побежал домой, где Дина обозвала его идиотом, заставила надеть шерстяные носки с горчицей, а Васе приказала сушить его ботинки своим феном для волос.