Все надо принимать, и то, что человек смертен, и то, что он несовершенен и корыстен и всегда в первую очередь печется о собственных интересах, и то, что тот же самый жалкий эгоист способен на великий подвиг, если это необходимо.
Жизнь бывает разной, но она всегда в движении, всегда меняется, и люди меняются вместе с ней.
Можно злиться на Князева за то, что он такой меркантильный интриган сегодня, а можно вспомнить, как вчера он терпеливо ставил руку неуклюжему первокурснику Колдунову, а позавчера в операционной десять часов собирал по кусочкам работягу, спьяну рухнувшего со строительных лесов, прекрасно зная, что ничего за это не получит, кроме обострения артроза от стоячей работы.
Надо смириться, что перед Наташей и перед самим собой ты прав, но перед Игорем Михайловичем Князевым виноват, и не сердиться, если он больше пальцем не шевельнет ради твоей диссертации. Выпустит на защиту, и на том спасибо. А пока надо зарабатывать побольше, чтобы подготовиться к семейной жизни.
* * *
Однажды в ординаторскую заглянул Бахтияров и попросил Колдунова зайти к себе.
Не придумав достойного предлога для отказа, Ян отправился к нему в кабинет.
Сергей Васильевич сидел хмурый, но спокойный. Указав Яну на стул перед собой, он сухо процедил:
– Мне представляется, Ян Александрович, что гнойник назрел и его пора вскрыть.
– У кого? В моей палате? – встрепенулся Ян.
– У нас с вами. Я говорил в метафорическом смысле.
– А…
– Правильно ли я понял из разговоров, что женщина, умершая в приемном покое, приходилась матерью вашей невесте?
– Да, Сергей Васильевич.
– В таком случае, – продолжал Бахтияров в своем обычном стиле спокойного высокомерия, – имею вам сообщить, что по этому случаю была проведена врачебно-контрольная комиссия, которая в своих выводах не сочла меня виновным в смерти пациентки. Тут, как при всякой катастрофе, сложилось множество неблагоприятных факторов, и, несмотря на официальное заключение, должен признать, что моя доля ответственности тут тоже есть.
– Сергей Васильевич, вы не должны мне ничего объяснять… – начал Ян, но Бахтияров жестом остановил его.
– Понимая, каким ударом для вашей невесты явилась внезапная смерть матери, я приношу вам и ей свои самые искренние соболезнования, хотя не уверен, что она согласится их от меня принять.
– Я передам, Сергей Васильевич.
– Дальше. Я допускаю, что ваша невеста может считать меня единственным виновником трагедии и желать моего наказания. Возможно, ее останавливает только то, что вы работаете вместе со мной на одной кафедре и она боится, что если напишет жалобу, то этот шаг будет иметь для вас неблагоприятные последствия.
«Знал бы ты…» – вздохнул Ян, с тоской поглядывая в окно.
– Так вот, – продолжал Бахтияров, – хочу заверить вас, что ее действия в этом направлении никак не отразятся на вашей карьере.
– В смысле?
Бахтияров вдруг улыбнулся:
– Ян Александрович, аспирант должен быть посообразительнее. Я хочу сказать, что ваша девушка может обращаться в любые инстанции, я вам не буду за это мстить, и более того, прослежу, чтобы этого не делал никто другой.
– Сергей Васильевич…
Бахтияров снова остановил его царственным взмахом руки:
– Так или иначе, а женщина погибла по моей вине, и факт, что не только по моей, не является для меня индульгенцией. Я не собираюсь прятаться и юлить и готов понести наказание. Ну а вам, в свою очередь, пожелаю, чтобы в вашей профессиональной жизни никогда не случались подобные ситуации, хотя это вряд ли возможно. Как ни печально, но у каждого врача образуется собственное кладбище, и кто не готов это принять и жить с вечным грузом на совести, тем лучше уходить из профессии.
Ян вздохнул, а Бахтияров вдруг улыбнулся совершенно как человек:
– Единственное спасение, Ян Александрович, это сознавать, что вы все сделали как положено. И в этот раз, увы, у меня этого спасения нет.
– Сергей Васильевич, Наташа не будет никуда обращаться, – быстро сказал Ян.
– Вы точно это решили?
– Она решила. Я ее не уговаривал.
– Правда?
Ян кивнул.
– Что ж… – Бахтияров развел руками, – не буду скрывать, я рад это слышать. Но все равно просил бы вас передать мои слова вашей девушке.
– Она не из-за меня отказалась, просто считает жалобы ниже своего достоинства.
– Вот как? Надеюсь, когда-нибудь мне представится возможность отплатить вам добром за добро. Что ж, Ян Александрович, не смею задерживать.
Ян удалился и в смятении чувств отправился курить на крыльцо.
День был туманный, небо мокрое и кислое, как простокваша, а резкий порыв теплого ветра вдруг принес весну, дал Яну ее вдохнуть и полетел дальше. Скоро растает темный лежалый снег, на мертвых ветвях появятся клейкие почки, а потом вдруг в один день все зазеленеет.
Полина Георгиевна могла бы все это увидеть. Встретить белые ночи, искать в гроздьях сирени цветочек с пятью лепестками, приносящий счастье, купаться в заливе… Но десять минут промедления, и ничего этого никогда уже не будет.
Пройдет время, и кто-то так же не увидит весны по вине доктора Колдунова. А потом наступит весна, в которой не будет его самого.