Станцуем, красивая? (Один день Анны Денисовны)

Почему это окно не закрашивают? Администрация бани объясняет это тем, что устала менять стекла: стоит только замазать окно, как его немедленно разбивают неизвестные злоумышленники. Но в это слабо верится. Похоже, наличие «телевизора» удобно всем действующим лицам этого телевизионного шоу. Помимо самих извращенцев, это еще и милиция, которая время от времени устраивает там облаву с целью повышения показателей по борьбе с мелкими правонарушениями. И, конечно, сами феи, чьи силуэты мелькают на экране — ведь постоянные посетительницы бани на Большой Пушкарской прекрасно осведомлены о происходящем.

Скорее всего, многим из них даже нравится щекочущее ощущение того, что кто-то невидимый за темным запотевшим стеклом, захлебываясь от желания, смотрит на их наготу, причем смотрит именно так — на безопасном расстоянии и не особо различая детали. Это чувство сродни тому, которое испытывают сгрудившиеся вокруг «телевизора» мужчины. Тем, кто стоит снаружи, непременно хочется увидеть нереальную в своей красоте мечту; те, кто дефилируют внутри, хотели бы, чтобы их видели именно так — нереально красивыми, как супермодели на подиуме.

Суперпилка уверенно ведет свою дружину по хорошо знакомому маршруту. За целый квартал до бани они ныряют в неприметную подворотню и дальше двигаются проходными дворами. Здесь небезопасно в том смысле, что в темноте можно наколоть ногу, напороться на какую-нибудь острую железяку или просто споткнуться и упасть. Поэтому, во избежание потерь, командир оставил в штабе трех пожилых теток из финотдела. Анькино сердце замирает на каждом шагу. Но она боится вовсе не за себя, а за любимую дубленку. Вторую свою драгоценность, сумку с мясом, она тоже несет с собой. Вообще-то, можно было бы попросить финансовых теток присмотреть за пакетом, но, честно говоря, Анька не слишком им доверяет — во всяком случае, не настолько, чтобы поручить им охрану двух килограммов хорошего мяса. Охранял как-то кот сметану…

Наконец прямо перед ними вырастает дощатый забор с тремя рядами колючки поверху. Суперпилка останавливается.

— Ш-ш! — шипит он. — Теперь не шуметь. Слушать мою команду. Входим тихо, сближаемся незаметно. При попытке к бегству сбивать без предупреждения. Как поняли?

Валерка кивает — за себя и за двух других богатырей в лице Аньки и Машки. Суперпилка делает шаг вперед, сдвигает в сторону одну из досок и исчезает за забором.

— Я туда не пойду, — дрожащим голосом произносит Машка. — Мы что, группа захвата?

— Не боись, Маня, — Валерка хлопает ее по плечу. — Извращенцы тоже не спецназ. Чуть что — врассыпную. Давай, полезай в щелочку. Или ты по габаритам не проходишь?

Машка оскорбленно фыркает. Шуточек по поводу своей комплекции она не принимает в принципе.

— Сам ты не проходишь! Вот, пожалуйста.

Вслед за Мининой лезет и Анька. На всякий пожарный она снимает дубленку, сворачивает ее и прижимает к себе наподобие грудного ребенка. В другой руке на отлете — потому что вот-вот протечет — болтается сумка с мясом. Что и говорить, в таком положении не больно-то легко ловить нарушителей социалистической законности. Но Анька чихать на это хотела: кому надо, те пусть и ловят. Ей же отгул дают за дежурство с семи до одиннадцати, а не за пойманных извращенцев.

Оставив препятствие позади, она разгибается, снова накидывает на себя дубленку и только потом смотрит, что творится вокруг. Как и предполагал Суперпилка, во дворе стоит образцовая тишина. Метрах в двадцати тускло светятся желтые пятна окон Пушкарской бани. Больше не видно ничего, темнота.

«Слава богу, — думает Анька. — Нет извращенцев. Спокойно вернемся в штаб, попьем чайку, потом еще один кружок по улице и можно…»

Она не успевает додумать, прерванная отчаянным воплем:

— Менты!!!

Крик ударяется в желтоглазую стену и отражается от нее в черное небо Петроградской стороны. Так, верно, кричали нерадивые дозорные на городском раскате, слишком поздно заметившие подкравшегося врага и получившие за это половецкую стрелу в незащищенную спину.

— Менты-ы-ы!..

И толпа, прежде закрывавшая от Анькиных глаз экран «телевизора», распадается, словно взорванная этим воплем. В ярком свете окна видно, как люди-осколки стремительно разлетаются в разные стороны, мечутся по двору, карабкаются на стенам, исчезают в неприметных дырах дощатого забора. Так, верно, метались по городу обреченные жители, застигнутые степным набегом.

— Стоять! — громовым раскатом проносится по миру рев Суперпилки.

«Погоди-погоди, что ты такое думаешь? Все обстоит ровным счетом наоборот, — напоминает себе Анька. — Хорошие тут мы, дружина. А они — плохие, извращенцы…»

Мимо нее, вжав голову в плечи, проскакивают извращенцы — в щель, в дыру, на свободу! Анька еле успевает уворачиваться. В голове у нее теперь одна забота: не выхватили бы сумку с мясом! Вот этого извращения она уже не простит никому и ни за что.

— Держи, Соболева, держи! — кричит из темноты Суперпилка.

«Держу, а как же… — мысленно отвечает Анька, намертво вцепившись в ручки сумки. — Попробуй, выхвати!»