Стану рыжей и мертвой, как ты

Она приехала за ним на машине; под плащом, в который она куталась от ночной прохлады, у нее была пижама в голубых и розовых слониках. Маленькая, хрупкая, растрепанная, с заспанным лицом, она прошла мимо меня, словно не замечая моего присутствия.

— Прости, Лена… — Я проводил их до машины и вернулся домой. Допил пиво и лег спать.

12. Германский след

В полночь из квартиры Тамары Карташов вышел на цыпочках, прижимая к груди пакет с чистым бельем. С одной стороны, ему было неудобно, что ему стирают белье, с другой, он видел в этом проявление не только заботы, но и какой-то высокой близости. Он все про себя знал, что некрасив, что не умеет одеваться и выбирать себе одеколон, однако, несмотря на всю его внешнюю непривлекательность и массу комплексов, которые с юности заставляли его шарахаться от женщин, Тамара испытывала к нему теплые чувства.

Вечер прошел душевно, Тамара запекла принесенную им курицу, накрыла на стол, они поужинали, глядя какой-то легкий сериал, а потом как супруги удалились в спальню. Карташову было стыдно признаться даже себе в том, что он изо всех сил старался быть особенно нежным с Томой и даже произносил ей какие-то отрепетированные им накануне ласковые слова, исключительно для того, чтобы заполучить ее не только как любовницу, но и как друга. Он мечтал заразить ее темой, которой был болен сам, причем уже много лет. Он еще мальчишкой забирался в находящийся за городом полуразрушенный особняк графа Прозорова, успевший к его появлению на свет окончательно зарасти густым лесом. И если его ровесники-мальчишки играли в развалинах в какие-то военные игры или позже, повзрослев, уединялись там со своими подружками, прихватив дешевое вино и сигареты, то Вася Карташов всегда приходил один и подолгу бродил по бальным залам и покоям, разглядывая мощные колонны, подпиравшие высокую куполообразную крышу, и, стараясь не замечать следы распада и тлена, представлял себе графскую усадьбу во всем ее блеске и роскоши.

Он тайно фотографировал в местном музее рисунки и фотографии усадьбы в ее расцвете и раннем увядании, чтобы, находясь там, в лесу, стараться увидеть вместо выщербленного трухлявого паркета сверкающий пол бальной залы, а вместо облупленных до деревянных решетчатых «скелетов» стен — старинную цветную роспись. Иногда, когда фантазии уносили его в прошлое, где он жил жизнью самого графа, он так проникался всем этим, что ему казалось, будто он слышит голоса обитателей усадьбы, игру на рояле графини Прозоровой, девичий гомон, доносящийся из сада, где служанки варили варенье или собирали цветы… Слышал он и лай хозяйских собак, великолепных борзых Леды и Быстры, иногда ему казалось, что он видит даже тени, призраки всего живого, что населяло прежде усадьбу. Поистине, эти развалины, эти обломки некогда роскошной и красивой жизни, были магическим местом, словно усадьба, физически почти исчезнув, еще продолжала жить какой-то своей, наполненной энергией прошлого жизнью.

Звуки разного рода, вплоть до шума деревьев в парке, ароматы духов графини, запахи готовящейся пищи на кухне, голоса, тепло стен и гул кованых перил, веером уходящих в разные стороны широких лестниц, потрескивание горящих свечей, скрип колес карет и повозок, ржанье лошадей в конюшне, хохот дворовых девок в прачечной, жирненький басок самого графа Прозорова, отчитывающего за какие-то ошибки управляющего, нежный профиль Верочки Прозоровой, облаченной в кружевной пеньюар и при свете свечи пишущей письмо своему другу, Андрею Липовскому, в котором она жалуется на мужа, обрюхатившего девку Ольку…

Ведь в этих стенах была жизнь! И вот прошло время, и практически все было стерто с лица земли. Вернее, почти стерто. Ведь оставались еще стены, колонны, часть крыши, какие-то комнатки и закутки, даже погреб! И если бы Карташов выиграл миллион долларов (почему-то дальше этой цифры его фантазия не распространялась), то все пустил бы на реставрацию прозоровской усадьбы. Он и в университет поступил на исторический факультет потому, что мечтал, завершив образование, вернуться в родной город и устроиться работать в музей. Но время шло, и эта тема стала приобретать уже какую-то болезненность и даже причинять боль.