Возможно, если бы мой отец был неинтересен мне и не вызывал во мне восхищения как личность, да я бы вообще не испытывал желания общаться с ним. И дело даже не в том, что его портреты можно было часто увидеть на страницах глянцевых журналов и дружбой с ним дорожили многие известные люди Москвы. Будь он букой, неразговорчивым снобом или ледышкой, я бы вообще сторонился его. Но, к счастью, он был человеком, приятным в общении, обладал чудесным чувством юмора, и, главное, он был талантлив! Да, конечно, большинство людей знали его как коллекционера старинных драгоценностей, как эксперта в своей области, как удачливого дельца. Но не все знали, что он и сам — талантливый ювелир, работающий в сугубо «ботаническом» стиле, что было мне особенно близко. Я видел на страницах интернета довольно много фотографий его изделий. Конечно, он подражал Фаберже, это было явно, но что же в этом плохого? Напротив, я восхищался его работами, считая их настоящими шедеврами ювелирного искусства. Что может быть краше броши, выполненной из золота, эмали и крупного жемчуга и представляющей собой веточку ландыша? Или платинового браслета из многочисленных маленьких бабочек, усыпанных бриллиантами? Или перстня в форме майского жука, держащего в лапках крупный бриллиант в форме капли росы?
— Ну, рассказывай, сын, как дела?
Он сидел передо мной, сияющий от радости, и разглядывал меня так, как если бы мы не виделись лет двадцать! Когда-нибудь я буду точной его копией, подумалось мне. Мы с ним были удивительно похожи.
— Па, да все нормально. Просто мама уехала в Крым, думаю, она выходит замуж… И мне стало как-то очень уж грустно…
Вот не хотел же говорить ему правду, зачем сказал? Зачем признался, что мне плохо, что я скучаю, что мне холодно на душе?
— Замуж? Вот как? — Брови его взлетели вверх, он на мгновенье замер, словно решая, как ему отреагировать на эту новость. — Так она что, насовсем уехала?
Я в двух словах описал ему ситуацию, показал даже фотографии, что получил от мамы.
— Гостиница, говоришь? Что ж, хорошо. Я даже рад за нее. Может, теперь она сможет позволить себе наслаждаться жизнью… Твоя мама, она ведь довольно сложный человек. Гордая. А кому она нужна, эта гордость? Ведь это по ее вине или капризу, называй, как хочешь, ты в детстве недоедал…
— Па, ну не надо!
— Хорошо, не буду. Твоя мать — великая женщина. А я просто прохлопал свое счастье, прошляпил… Но теперь-то что уж об этом говорить? Главное, что она родила мне сына, и вот теперь ты здесь, со мной, и мы с тобой… родные люди!
Ну, до родных людей, подумал я, нам с тобой еще далеко. Но подружиться надо бы. Ох, как надо.
Мы заказали окрошку и шашлык из ягненка. Поначалу разговор шел ни о чем, какие-то дежурные фразы, подбадривания с его стороны, мол, все будет хорошо, научишься, сын, жить самостоятельно. И, словно до него постепенно начал доходить смысл произошедшей перемены в моей жизни, он как-то ловко свел наш разговор к его увещеваниям немедленно воспользоваться тем, что матушка теперь далеко, и что теперь я могу свободно заняться, наконец, личной жизнью. Я даже предположил, что он в какой-то момент вспомнил свою молодость и все преимущества самостоятельной жизни молодого человека, переполненного кипящими гормонами. На мою голову посыпались вопросы: есть ли у меня девушка, как я вообще решаю подобные «любовные», как он выразился, вопросы. После чего, окончательно вжившись в роль папаши, Гурвич-старший, подняв кверху указательный палец, тихо, чтобы нас не услышали посетители за соседним столиком, вдруг начал предостерегать меня от необдуманной женитьбы.
— Пап, да какая женитьба?! О чем ты говоришь? У меня вообще девушки нет! Можно сказать, что и не было…
Ну не рассказывать же ему о двух проститутках, которых мы с приятелем как-то вызвали на дом (родители моего друга были в отъезде, и квартира была свободна) и с которыми у нас так ничего и не получилось, потому что девушки вместо того, чтобы научить нас, невинных, любовной науке, принялись вдруг безудержно хохотать, чем все и испортили. Должно быть, мы с моим другом в своих страхах и растерянности просто очень смешно выглядели.
После невнятного разговора о любви и девушках отец начал расспрашивать меня о том, хорошо ли продаются мои картины, не могу ли я показать ему фотографии своих картин. Я нашел в своем телефоне нужную ссылку с моими снимками, и мой отец углубился в изучение моих работ.
После нескольких довольно жестких замечаний он в целом оценил мое творчество «на троечку», но сказал, что у меня есть потенциал и что он хотел бы предложить мне поработать вместе с ним. Еще отправляясь на встречу, я уже знал, что именно может предложить мне мой отец в плане работы, которая могла бы сблизить нас, подружить — попробовать меня в качестве дизайнера ювелирных изделий. Цветочки, птички — его интересовала так называемая