Стану рыжей и мертвой, как ты

Хорошо. Но как тогда квалифицировать мое поведение? Получается, что следователь, зная о лесной могиле, бездействует? Если есть труп, значит, нужно заводить уголовное дело. И оно, учитывая мою информированность, должно привести прямехонько к Тане! Вот для чего она появилась у меня — чтобы этого уголовного дела не было! Чтобы все забылось. Но какой же наивной дурочкой нужно быть, чтобы надеяться на то, что ей удастся какое-то время пожить под фамилией Лины, да еще и оставить себе дочку убитой подруги. Получается, что и в этом случае ей впоследствии может понадобиться моя помощь — а вдруг ее разоблачат, задержат? А то еще и предъявят обвинение в убийстве подруги? И кому тогда она позвонит? Конечно, мне!

Сосед по купе всю дорогу спал и вставал только, чтобы сходить в туалет и выпить стакан чаю.

Я же, нервничая, постоянно испытывал чувство голода. И когда закончились яйца, отправился в вагон-ресторан, где заказал пюре с курицей и пиво.

Так трудно было признаться себе, что я боюсь этой встречи. А что, если она меня не встретит? Адреса же ее я не знаю. Расчет был лишь на то, что Таня не может меня не встретить хотя бы потому, что ей нет никакого резона портить со мной отношения. Она же понимает, что стоит ей только хотя бы на время исчезнуть из поля моего зрения или выказать мне свое неуважение, как я, уязвленный, начну действовать. И все равно ее найду! Буду действовать через соседку Ирмы, Любовь Николаевну. Или же займусь поисками в Москве девочки с очень редким немецким именем — Ульрика!

Поезд прибывал на Павелецкий вокзал ранним утром. Невыспавшийся, озадаченный предстоящей встречей, я стоял на перроне, всматриваясь в лица встречающих, и чувствовал себя крайне неуверенно.

И вдруг я увидел ее. Тоненькая, высокая. Бледное лицо, обрамленное каштановым каре. На ней были джинсы и голубая кофточка с коротким рукавом. Она улыбнулась, увидев меня, помахала рукой и прибавила шагу. Мы обнялись, я даже поцеловал ее в щеку.

— Рад видеть тебя, — сказал я. — Хорошо выглядишь.

— И я тоже рада. Давай пойдем. Я договорилась с таксистом.

В машине мы сидели, обнявшись, на заднем сиденье.

— Как Ульрика?

— Спасибо, все хорошо.

Мы приехали в район Савеловского вокзала, заехали во двор многоэтажки, вышли из машины, я собирался заплатить, но Таня решительно остановила меня.

Мы поднялись в квартиру, но никакой девочки там не было. Я подумал, что она в детском саду.

Квартирка скромная, съемная, насколько я понял. В маленькой чистой кухне стоял угловой диванчик, куда Таня меня и усадила.

— Кофе! Не знаю, как ты, но я, пока не выпью кофе, совсем никакая.

— Хорошо, я тоже тогда кофе.

— Еще есть бутерброды с сыром. Позавтракаем?

Вот так в лоб начать задавать ей вопросы было бы глупо. Конечно, завтрак!

Она приготовила кофе, я сделал несколько глотков. Таня села напротив меня, и я только в этот момент обратил внимание на тонкую золотую цепочку, треугольником уходящую вниз, в разрез блузки. Я присмотрелся. Неужели она надела медальон-близнец?

Я сделал ей знак, чтобы она расстегнула пуговицу на кофточке. Она поняла, улыбнулась и сделала это — на груди ее я увидел золотой медальон с гравировкой.

— «Леда»? — спросил я, еще не зная, куда может привести нас этот разговор. Уж слишком откровенно, дерзко мне демонстрировали то, что могли бы и скрыть.

— Да! — просияла она. И ни намека на тревогу или печаль. А ведь она похоронила там, неподалеку от того места, где нашла эти медальоны, свою близкую подругу!

— Красивые вещицы… Таня, ты ничего не хочешь мне рассказать?

— Все расскажу, Дима! Минутку…

Она вышла из кухни и вернулась с обувной коробкой, поставила ее на стол.

— Открывай!

Мне показалось, что голос ее зазвучал как-то иначе, я повернул голову, и мне поплохело. Голова закружилась, а Танино лицо стало словно вытягиваться. Вроде Таня, но какая-то другая, чужая.

Кофе! Она подсыпала мне что-то в кофе.

— Ты решила меня отравить?

— Открой коробку.

Голос звучал уже откуда-то сзади, словно Таня не сидела рядом со мной, а стояла за диваном.

Я открыл коробку. Да, это уже были самые настоящие галлюцинации. Я увидел драгоценности. Как в кино. Жемчуга, золото, какие-то перстни, браслеты…

— Что это? — спросил я, хотя отлично знал происхождение этих сокровищ.

— Это драгоценности графини Веры Прозоровой, часть которых она надела перед тем, как принять яд, а другая часть хранилась у нее в шкатулке. Но шкатулка, к сожалению, не сохранилась, сгнила…

— Тебе не надо было травить меня своим кофе… — сказал я, чувствуя, как Таня раздваивается прямо у меня на глазах. Одна Таня продолжала сидеть рядом со мной, другая села напротив меня, положив прямо передо мной пачку моего любимого «Юбилейного» печенья. — Я бы и так никому ничего не рассказал.

— О чем?

— О том, что после того, как Рокот убил твою подругу, ты похоронила ее под сосной…

— А что Рокот? Вы нашли его? — Она даже бровью не повела! Словно и не слышала моих слов.