Стану смелой для тебя

Его руки гладят голую кожу на талии. Она подается навстречу, скользит пальцами по плечам и шее вверх, чувствует подушечками иголки короткого ежика на затылке… Чувствует внезапную жадность, ныряет в мужские волосы, чуть давит, будто прося прижать к себе ещё ближе, сильнее открывает рот, встречает своим его язык.

Дрожит сильнее. Сильнее хочет. Меньше боится.

Кажется, она почти освоилась.

Кажется, всё получается.

Главное сейчас не думать…

Данила горбится, продолжая целовать и гладить. Ему не очень удобно, но он явно подстраивается. Это вызывает в Санте всплеск нежности, которые она пытается хотя бы показать, если не может озвучить: гладит по волосам, шее, старается унять дрожь, старается расслабиться быстрее… И сильнее…

Охает, когда Данила подсаживает её на столешницу.

Он смотрит в лицо, видит там что-то, что заставляет нахмуриться, а Санта снова мотает головой, мол, «нет… Всё хорошо. продолжай».

Он ненадолго снова прижимается к губам. Санта хочет верить, что чувствует в них отзывчивость, тянет вверх её футболку…

Хочет снять. Это понятно. Это правильно и желанно…

Это уже начало секса, кажется…

Новая дрожь пробирает сильнее прошлой, но воспротивиться – мыслей нет.

Данила просит глазами, Санта поднимает руки…

Футболка опускается на пол у ног, Санта смотрит на неё, когда Данила – на белье и кожу.

Тянется к животу губами…

Прижимается, вскидывает взгляд, прижимается опять…

Усмехается, потому что мышцы сокращаются против воли девушки после каждого его касания. И для него это – забавно. А для неё чуть стыдно. Не хочется быть настолько чувствительной к рядовым прикосновениям. Но оно как-то само…

Данила прокладывает дорожку из поцелуев вверх по белой линии, целует грудь через ткань, верхние проступающие через ткань ребра, ключицы, яремную ямку, снова шею…

– Я не сделаю плохого, правда… Остановишь…

Зачем-то говорит, хотя Санта и не сомневается. Как он может сделать что-то плохое, когда делает так хорошо?

Мужское лицо оказывается напротив её лица. Он просто смотрит сначала, потом снова тянется, чтобы целовать.

Накрывает губы, ныряет языком между ними, чувствует наверняка, что Санта его втягивает, с силой сжимая плечи. Она не очень опытна, но очень хочется дать ему понять, что он – максимально для неё желанный.

Данила тянется к пуговице на её джинсах, расстегивает, помогает разъехаться молнии…

Ведет пальцем по кромке таких же кружевных стрингов. Вроде бы просто щекочет, а у Санты перехватывает дыхание. Потому что очень ощутимо. И очень хочется, чтобы чуть ниже…

Но прежде она должна кое-что сказать. Начинать нужно с честности. Это будет правильно…

Данила продолжает целовать, поглаживая пальцами лобок через ткань, а Санта пытается вернуться в реальность из своего наполненного незнакомым чувством внезапно ожившего сна состояния.

Пытается увернуться от губ, чтобы просто сказать, но Данила то ли не понимает, то ли не хочет. Вжимает свободную руку в поясницу, заставляя прогнуться и почувствовать кожей текстуру ткани его пуловера.

Это усиливает дрожь, соски, которым достались пока только намеки на касания, остро реагируют на трение о кружево, поднывая и отправляя импульсы в промежность.

Мужчина углубляет поцелуй, Санта сжимает своими бедрами его, испускает новый стон, потом снова пытается отстраниться. Потому что ещё немного – и у неё просто смелости не хватит. А он не оценит. Нужно на берегу…

Она упирается в грудь Данилы, пытается нажать, чувствует сопротивление… Мужские руки уже мнут ее ягодицы. И это кажется агрессивным. Это не пугает, но заставляет кожу на руках стать гусиной. Но она права, ей нужна пара слов.

Санта давит сильней, Данила сильнее вжимается своими губами в её. Тянет её ближе к краю стола, ведёт себя так, будто не хочет давать то, чего просит она – паузы. И в Санте нет сил настаивать или требовать. Она готова смириться. Покориться готова. Принять.

Она дрожит, предвкушая, чувствуя, как мужские пальцы по-кошачьи сминают кожу через джинс, пока он не отрывается сам.

Пока разом не замирает весь. Пока не разжимает пальцы, опуская ладони на мрамор, уже там собирая в кулаки. Пока не утыкается лбом в её плечо.

Снова дышит громко. Глубоко и равномерно.

Стоит так, будто закаменел.

Санта чувствует – он её хочет. Очень. Но почему-то…

Понятия не имеет, что это значит. Пошевелиться боится. Смотрит в темноту перед собой. Ждет…

А когда Данила выпрямляется, и устремляет свой взгляд на неё – у Санты внутри всё разом умирает. Он ещё ничего не сказал, а ей уже больно. Она глазами просит его этого не делать, но Чернов решил.

Он приседает, поднимает её футболку. Вкладывает в бессильную ладонь, прижимает ею к груди. Смотрит только в глаза. Ни на губы. Ни на шею.

– Прости. Так нельзя. Не повторится и ни на чём не скажется. Дверь закрой за мной.

Говорит сухо. Разворачивается, берет свой мобильный, кладет в карман, идет в коридор…

Санта не дышит, смотрит в стену напротив. Слышит, как мужчина обувается.

Её сердце бьется так быстро, что даже больно.

На коже горят прикосновения, которых уже нет. Губы ощущаются по-особенному. Всю её накрывает особенная тоска.