Альбина делала вид, что увлечена видом за окном. Данила смотрел перед собой.
У него в голове тоже крутилась своя пленка, которую лучше бы прервать.
Поэтому он моргает, поворачивает голову, смотрит на Альбину…
Не способную смущаться в принципе, кажется. Показательно уверенную в себе и так просто разбрасывающуюся словами.
– Мне тебя в следующий раз публично осаждать?
Данила задал вопрос, глядя выжидающе, Альбина не ответила сразу – фыркнула. Потом произнесла многозначительное:
– Пусть учится…
Капнув в и без того полную бочку терпения Данилы.
– Я тебе по-русски сказал, чтобы ты к ней не лезла больше. Я на тебя надеялся, Аля.
Вместо ответа – новый фырк.
И ответный острый взгляд, когда Данила переводит свой в лобовое, чтобы тронуться на светофоре.
– Она смотрит на тебя, а меня аж передергивает… Восторг щенячий… Неправдоподобно…
Альбина позволяет себе абсолютно неуместное замечание, но хотя бы вовремя замолкает – не начинает развивать.
А Данила молчит о том, что его тоже передергивает. Но по другой причине. Страх там, а не восторг. Обида. Непонимание может.
И он во всём этом виноват, но лучше так, чем усугублять. Лучше оставить её в покое. Дать остыть. И себе тоже дать в себя прийти. Опомниться.
– Мне всё равно, Аля. Мнение при себе оставляй. Поняла?
Как разговаривать с Примеровой, Данила знал лучше всех. Поэтому нежничать не собирался. Задал вопрос, смотрел, пока не кивнула.
Следовать его требованию очевидно не хотела, но ума хватило не спорить.
После – сменила «интересующий объект». С окна на разглядывание собственных пальцев с бесконечными кольцами.
И даже в этом Данила непроизвольно отметил разницу между женщинами, которых «посменно», как точно заметила Санта.
Заметила и уколола, подтверждая его правоту – обижена. И его вину – во всем вплоть до поведения сегодня.
Помнил, конечно, что обещал. И про встречу в понедельник, и про заседание сегодня. Но решил, что лучше её не дергать, не заставлять волноваться лишний раз. Держать дистанцию. Хотя бы какое-то время.
Ну и держал.
Идиот.
Обидел ещё больше.
Санта разглядывала свои руки, переживая какие-то внутренние сомнения. Альбина – будто мысленно проговаривая: «весь мир – говно, а я – царица». Наверное, всё дело в возрасте. Но не только в нём.
– У вас что-то было?
Альбина спросила неожиданно, отрываясь от ногтей, снова поднимая взгляд на Данилу. Он не ответил – взглядом повторил всё то, что уже сказал однажды ночью.
– Ты только стажерок не трахал, придурок…
Альбина же прокомментировала тихо-тихо, но зло, чем неожиданно вызвала у Данилы улыбку.
Потому что только Примерова может так желчью исходить, когда заботится.
– Давай ещё нахер меня пошли и на ходу из машины выйди. А то недостаточно эпично.
Данила произнес, продолжая усмехаться. Альбина снова фыркнула.
Несколько секунд молча и одинаково смотрели в лобовое. Потом – переглянулись, одинаково же улыбнувшись.
– Прости. Я погорячился тогда.
Данила произнес мягко, Альбина будто бы снизошла до прощения, кивнув.
После чего тут же чуть съехала на кресле. И вместе со сменой ею позы сменилась атмосфера в машине. На термометре заметное потепление.
– Но я думаю, что я права… У тебя уже и так при взгляде на неё слюни подтекают. Дальше только хуже будет...
Реагируя на новую фразу Примеровой Данила только головой покачал… Потому что она неисправима.
– Кто бы сомневался… Ты
– Щетинская сядет к тебе на шею, будет ходить по Веритасу, гордиться, языком молоть… Она же малолетка… Ну что ты делаешь, Дань?
– То есть будет вести себя так, как ты себя сейчас ведешь, моя немалолетка, да?
Данила переиначил, Альбина подняла вверх левую руку, позволяя среднему пальцу взметнуться. Как бы давая понять: в офисе она ещё сдерживается.
Но, говоря честно, Данила всегда был уверен: она знает берега. Переходит только, если волнуется очень сильно. Как в тот вечер корпоратива.
Да и под каждым произнесенным тогда острым словом – горькая правда её жизни и пролитые ею слезы.
– Просто помяни мое слово. Просто помяни…
Альбина сказала задумчиво, Данила не ответил – всё так же улыбался, а думал о том, что не придется. Что бы Примерова себе ни придумала, он не собирается позволять себе подобное. Поздно притормозил. Чертовски поздно. Но больше не оплошает.
– А ты, если не хочешь проситься обратно в Лексу, меня послушай. Не лезь к Санте. Не смей её унижать. Ты в её возрасте херней страдала. Я бы тебя и с доплатой не взял. Истерика на истерике. Никакой ответственности. Только самомнение и бесконечные личные драмы. Ты бы знала, как тогда утомляла. А тебе хоть слово кто-то говорил? Сама к тридцати держать язык за зубами не научилась, через раз получается, а девочку гнобишь…
Пока Данила говорил – Альбина исполнила недельную норму по фырканью, в итоге же Чернов получил новый безосновательно величественный взгляд.
Он не был фанатом подобных разговоров, но с Алей иногда нужно вот так. Больно и по носу. Потому что зарывается. А ему не надо, чтобы трогала Санту.
– Ну если она не научится отвечать и в себя не поверит – всю жизнь будет на побегушках у более уверенных людей. Ты этого для неё хочешь?