Осознание себя маленькой – единственным человеком в офисе – заставило пробежаться по девичьей коже волнение. Снова пробудив ощущение из детства – когда родителей нет и дома один. Можешь делать, что хочешь… И разом разбегаются мысли и глаза.
В итоге же делаешь ровно то, что сказала мама. Потому что умница.
И сейчас тоже.
Быстрый кофе. Собрать вещи. Спуститься к машине. Включить музыку и выключить мысли, чтобы без приключений добраться домой.
Там – какой-то сериал или звонок маме, если не спит. Можно написать подружке, вроде бы давно не общались. Но не то, чтобы очень хочется. А чего по-настоящему хочется – это понимания.
Кофемашина гудела, наполняя крохотный стакан двумя густыми струйками. Санта следила за ними глазами, а мысленно была уже далеко.
Зря, наверное.
– Почему так поздно сидишь, Сант? – Потому что в дверном проеме, прислонившись плечом к деревянному косяку, стоял Чернов. – Нас закроют к чертям за грубые нарушения трудового…
Пошутил, улыбнулся, когда уже стоило бы Санте, а она ещё не успела переварить. Прошелся взглядом. Теплым. Ответа не дождался, но сделал шаг внутрь.
– Если у тебя пять минут есть, давай кофе наконец-то выпьем. И обсудим.
Положил папку, которую всё это время держал в руках, на барную стойку у стены, после чего направился в сторону то ли Санты, то ли кофе.
Заседание прошло рутинно. Ходатайство Лексы об аресте не удовлетворили. Истцы будут оспаривать – коню понятно. И так будет с каждым отклоненным. Это, несомненно, затянет процесс, но на быстрый исход никто и не надеялся. Они ведь рубятся не на жизнь, а на смерть.
Отчасти за клиента. Отчасти из принципа.
В работу нельзя вмешивать личное отношение. Эмоции всё портят. Это знают все, но Игнат начал первый, отдав дело Максиму, при виде которого Данилу передергивало, сколько бы лет ни прошло. И Данила отплатил той же монетой – привел Примерову.
По старшему Щетинскому видно было, что видеть женщину ему неприятно. Но вряд ли встреча стала такой уж неожиданностью.
Но Аля – молодец. Грань не перешла, а вот нервы потрепала. Уже потом. После заседания. Когда они обсуждали условия возможной мировой. Абсолютно недопустимые для ССК, а значит и для Веритаса. Слишком сладкие для Лексы и представляемых ею разорителей своего же предприятия. Данила с Игнатом говорили немного и по делу. Максим с Альбиной – сцеживали, коля больно и метко.
Исходом встречи Данила был доволен. Пусть они н до чего не договорились. Но сам факт, что Лекса выступила с предложением – уже доказательство того, что в силе своей позиции они сомневаются, пусть и съезжают на то, что это просто стремление сэкономить свое время и деньги клиента. Чушь.
Альбине, кажется, эта встреча далась непросто. Уже в машине, когда они ехали дальше по делам, она много молчала, глядя перед собой. Это сильно контрастировало с тем, как блестела – взглядом, внешним видом и даже энергетикой, находясь в компании человека, которому до бесконечности, кажется, будет что-то доказывать.
Глядя на неё, Данила чувствовал легкую досаду, но учить взрослого человека – бессмысленно. Она сама решает, кого любить. К чему стремиться. Кого прощать. Когда уходить.
Как и он. И он её не понимает, но будут новые сопли – будет вытирать. Потому что любит дурынду. Ещё с университетских времен, когда их алогичная дружба родилась.
Остаток дня они с Альбиной провели в разъездах. В ССК, на объект, просто поужинать. Примерова потихоньку нормализовалась. Данила потихоньку снова закапывался. Отвлекался на дела, а потом вспоминал о том, что обидел человека, которого нельзя. Которого не хотел.
Давнишняя закономерность «не видишь – забываешь», превратилась в «не видишь – думаешь без остановки, чувствуя себя неблагодарным мудаком».
Он вернулся в офис конечно же не затем, чтобы застать там её, но как-то так у них получалось, что всё не так, как планировалось.
Альбина ждала в машине, Чернов поднялся за нужными ему документами. Прошелся до своего кабинета, не особо-то обращая внимание на то, где свет ещё есть, а где нет. Взял папку. И только на обратном пути понял, что свет горит в опенспейсе его практики. Свет горит, а внутри пусто.
А ещё лежат вещи на месте, которое, если память Даниле не изменяет, числится за Сантой.
Понимание, что она, кажется, до сих пор сидит и даже где-то бродит, заставило вздохнуть. И пойти искать.
Что называется – идти на свет. Усмехаться, потому что под этой фразой внезапно обнаруживается глубокий смысл. Санта ведь – она не просто святая. Она ещё и светлая. Он гуглил.
Стоит на кухне, заполняет её своим спокойствием и размеренностью. Каким-то неведомым образом будто заставляет тормозить и любоваться собой. Впитывать глазами и чуточку душой что-то своё особенное. Что-то так сильно манящее. Что-то запретное и оттого ещё более желанное.
– Почему так поздно сидишь, Сант? – Данила не хотел пугать, но первый доставшийся ему взгляд – всё равно неподдельно растерянный. Она чуть щурится и моргает. Будто проверяет – не мерещится ли.
А потом сглатывает, осознавая – нет.