Конечно, это хороший сон, но именно сон, а не реальность. Потому, всегда просыпалась с ужасом, заставляла себя очнуться. Иначе она бы тогда спала целую вечность. Кто бы о таком не мечтал? Ее дети рядом с ней, оба живы, счастливы, растут у нее на глазах. Кто бы на ее месте отказался от такого сна? Никто. Но, жить прошлым нельзя, просто нельзя, и точка на этом.
Но сейчас, глядя, как отец и сын сладко спят, она сожалела, что они не прожили вот так все девять лет, что знакомы.
Это было бы невыносимым счастьем просыпаться так каждое утро, но, увы, и ах, это тоже всего лишь прошлое, и грош ему цена.
Накинула на себя халат и тихо вышла из спальни.
Интересно, каким образом Костя оказался в ее постели? Это бы был смешной анекдот, но ей не смешно от слова «совсем».
На первом этаже было тихо, видимо все еще спали. А то, что были эти все, даже не сомневалась.
Артем был при ней, а Сава точно должен был подтянуться, по ходу событий. Смутно помнила приезд Вики, но та так быстро исчезла, что и говорить не о чём.
Прошлась по прохладному полу босыми ступнями. Хорошо. Тревога уходила, уступая место спокойному разуму.
По кухне бесшумно, в мягких вязаных тапочках, сновала Любаша, готовила, судя по запаху, овсяную кашу и бульон.
- Эти олухи пили вчера, что ли?
На резкий звук женщина подскочила, от испуга.
- Ты что меня так пугаешь, а? Чуть сердце не выпрыгнуло! - запричитала Григорьевна, картинно хватаясь за то самое сердце.
- Любаша, сердце немного левее и ниже, а с твоей выдающейся грудью ничего страшного не случится, - хмыкнула, присаживаясь на барный стул, - Ты меня покормишь?
- Вот уж похабница! Напугала меня вчера! Ты смотри, я поседею совсем, страшная стану, Васька от меня уйдет, и что я тогда делать буду?
- Ты какой год мне грозишься, что Васька от тебя уйдет? Третий? Вот, когда уйдет, тогда и обсудим.
- Ну, честное слово, ты, если не кормленная, такая язва. Страшно жить становится от того, какая ты язва.
- Любаша, кончай трепать, и корми меня, быстрей, а то всем достанется. Виноватой ты будешь, точно тебе говорю.
Женщина лишь ласково улыбалась, картинно проявила недовольство, хлопнув цветастым полотенцем ей по рукам, и взяла плошку для каши. Насыпала от души, еще масла сливочного добавила, и меда немного.
- Ты подуй-подуй, горячее же еще!
Маришке, как этим самым медом по душе кто прошелся от материнского взгляда домработницы, этих причитаний, нарочных показушных выступлений в жанре комедии.
- Я дую-дую, не маленькая же, - в самом деле, принялась дуть на аппетитную кашу в плошке, потянула носом аромат, - Мм, Любаша, пахнет то как. Кофе свари, как ты умеешь, а? Пожалуйста.
- Виктория Юрьевна утром звонила, сказала, что кофе с этого дня под строгим контролем. Одна чашка в день, не больше, а то совсем, тебя, напитка лишит. И будешь ты, голубушка наша, пить зеленый чай.
- Упаси боже, эту моч...- быстро исправилась под недобрым взглядом Любаши, - Эту муть пить. Вообще не понимаю прелести зеленого чая.
- Ты, девонька, себя не бережешь, все гонишься, все работаешь. Я понимаю, понимаю, зачем так. Но здоровье то не купишь, красавица, слышишь?! Остановись, передохни.
- У нас намечается очередная проповедь в церкви спасения? - иронично уточнила, смакуя кашу, - Или ты просто, решила мне мозги с утра прополоскать?
- Матери на тебя нет!
- Маму не трогай, пусть отдыхает.
- Да где это видано то? Она мать, или кто? На шее твоей сидит, Илья не малец, ему нянька уже не нужна.
- Люба, ну что ты завелась с утра? Мама молодая, красивая женщина, она влюблена. Ей можно побыть и эгоисткой. Она заслужила.
- А тебе всех на себе тянуть? Ты до ее возраста не доживешь! - тихо гаркнула женщина, скрывая набежавшие слезы. - Это неправильно. Мы все в матерях нуждаемся. А у тебя здоровье не то, чтобы такой образ жизни вести.
- Все, хватит! - отрезала недовольно, - Я тебя услышала, но она живет так, как считает нужным, и пока я могу обеспечивать ее желания, я буду это делать.
Маришка понимала, что хорошо поставленным командирским тоном могла обидеть Любашу, которая поистине, как мать заботится и о ней, и об Илье, но считала правильным сказать именно это. Слишком часто стала Люба ворчать на эту тему. И сегодня ее терпение иссякло.
Завтракала в молчании, не обращала внимания на недовольный взгляд женщины. Она была вправе так поступать и так говорить, но обидеть никого не хотела.
- Ты на меня не злись, Люба, не надо. Вот так мы живем, и ничего не поменяется. Прости за грубость.
- Ай, - она махнула рукой, убирая посуду, - Живи, лишь бы тебе счастье было от всего этого.
Вот и поговорили с утра пораньше. Понедельники никто в их доме не жаловал, это точно.
На работу решила сегодня не ехать, смысла в этом нет, если через два часа все равно придется возвращаться. Илья испугался, и пусть он стал старше, умней и понятливей, бороться со своими страхами он один не должен.