– Да? – удивляется Татьяна. – А ну, повернись в профиль. Ну похожа же. Похожа.
Едва улыбаюсь подрагивающими уголками рта. Похожа, наверное.
– А ты его совсем не помнишь?
– Я его даже не знаю. Ни разу не видела в жизни. Мама хранила эту фотографию в блокноте, который ко мне попал после её смерти.
– Ты не хочешь про это говорить, да?
– Ну почему же? – пожимаю плечами. – Я могу про это говорить. Детская психика очень щадящая, знаешь? Плохого я мало что помню. С мамой у меня много хороших воспоминаний.
– А как ты оказалась в детском доме? Помнится, мы с тобой на эту тему никогда не говорили раньше.
– Так получилось… К сожалению. Мама заболела “раком”, с работы её уволили. И не помню точно сколько, но какое-то время мы жили очень бедно. Иногда даже нечего было есть. Меня соседи подкармливали, а бывало, я собирала во дворах пустые стеклянные бутылки и сдавала их в пункты приёмы. Даже на хлеб хватало, представляешь?
– Сколько тогда тебе было лет?
– Лет семь, кажется. Но в школу я тогда не ходила. За мамой больной пыталась ухаживать. Она уже была лежачей…
– Бедная моя, – поднявшись со стула, Татьяна походит ко мне со спины и обнимает за плечи, оказывая поддержку, – а родственники где были?
– Да не было никого, Тань, – глотаю ироничный смешок, – мама детдомовская, как и я. Это судьба.
Таня обнимает сильнее.
– Отца не пробовала найти?
– Нет. У меня ничего нет. Только вот эта фотография, – киваю на пожелтевшей снимок.
– Погоди, – забрав со стола фотографию, Таня вертит её в руках, рассматривая со всех сторон, – здесь на обратной стороне написано год и город есть, а вот эти циферки… Смотри, это номер воинской части.
– И что? Я даже фамилии его не знаю. Кого искать? Какой запрос писать в архив?
– А твоя девичья фамилия – это фамилия матери, да?
– Наверное, да. Мама не была замужем, насколько я знаю.
– Так, я, конечно, ничего ещё не обещаю, но думаю, есть человек, который может помочь найти твоего отца.
– Сомневаюсь.
– А ты не сомневайся! Надо попробовать.
– Тебя Макаров сразу пошлёт. Это гиблое дело, только зря время потратите.
– А кто сказал, что я поручу это дело мужу, хм? – вздёргивает бровью. – Я Игорюшу попрошу. Ради тебя он точно не откажет.
– Ну уж нет! Дай сюда снимок и не смей ни о чём его просить.
– Угу, уже разбежалась, – прячет фотографию в свою сумочку, – Нат, как сказал Конфуций, лучше жалеть о том, что сделал, чем жалеть о том, чего не сделал. Мы попытаемся найти твоего отца и точка!
С самого утра я вся на иголках. Проверила все сумки и документы, но ощущение, что что-то забыла, всё равно не покидает ни на секунду. Возможно, это просто паника. Я впервые в жизни расстанусь с дочкой на такой долгий срок. Двадцать один день – это много? Конечно же, нет. Но для меня – целая вечность.
И когда я уже готова разорвать на мелкие кусочки путёвку в лагерь, потому что схожу с ума уже сейчас, Лиза берёт меня за руку и отводит к дивану. Гладит мои волосы своей маленькой ладошкой, улыбается. В её глазах столько радости сияет, что меня колет острой иглой в самое сердце. Она действительно хочет в этот детский лагерь, потому что там: “а” – весело, “б” – интересно, “в” – много новых друзей, “г” – оздоровление на свежем воздухе… Можно перечислить весь алфавит на самом деле, только легче мне от этого не становится.
– Мамочка, всё хорошо будет. Ты зря волнуешься. Я же у тебя совсем большая, помнишь?
– Большая, принцесса, – улыбаюсь, – но волноваться я всё равно не перестану. Вдруг тебе там не понравится, а меня не будет рядом?
– А я тебе позвоню, если мне что-то не понравится. Но этого не будет, – обняв меня за плечи, тянется к щеке, чтобы звонко чмокнуть, – потому что все мои друзья уже были в лагере и все сказали, что там классно.
– Ах, Лиза… Звони мне. Каждый день звони, хорошо?
– Обязательно, мамочка.
Время уже поджимает и сколько бы мы тут с дочкой ни просидели на диване, момент отъезда никто не отменял. И я стараюсь не показывать Лизе свой страх. Она такая умница у меня, в её словах больше уверенности и спокойствия, чем у меня самой.
– Ну всё, поехали, куколка.
Из дома выходим почти без опозданий, а затем, когда едем по трассе, Лиза просит прибавить звук в акустических колонках и всю дорогу подпевает под последние хиты лета.
Будто отрывая от себя большую часть сердца, провожаю Лизу в отряд. Воспитатель, которая нас встретила, кажется очень милой. Она располагает к себе дружелюбной улыбкой и приятным тембром голосом. С виду ей лет под пятьдесят, в хорошей физической форме. Лиза сразу находит с ней общий язык, отчего меня ненадолго отпускает, пока не наступает момент прощаться.
Не позволив себе даже проронить слезу, обнимаю дочку.
– Будь умницей, принцесса. Ни с кем не дерись, слушайся воспитателя и вожатого… В случай чего я всё равно обо всём узнаю, – даю последние напутствия.
– Я люблю тебя, мамочка. Всё будет хорошо. Приедешь ко мне через неделю и всё увидишь сама.
– Конечно, приеду, – одинокая слезинка всё-таки скатывается по щеке, но я незаметно вытираю её указательным пальцем.