Стар и млад

На правой заставе Евгений Иванович опять поработал, сделал пару этюдов — один даже понравился ему. Но чем дольше он жил на границе, перемещаясь с места на место, тем сильнее давало о себе знать чувство неудовлетворенности, беспокойство. Работал он словно по обязанности, по привычке к самодисциплине. И плотву ему надоело выуживать из озер. Что-то главное ускользало. Сосредоточиться, погрузиться в свою работу, вспомнить — с кистью над листом бумаги — он не успевал. Его приглашали в машину — куда-то ехать, что-то видеть новое. Он ехал сюда, чтобы к старому прикоснуться, припомнить и довершить...

Однажды поделился своим настроением с сержантом Куликовым. Они расположились вдвоем в межозерье. Евгений Иванович писал этюд. Сержант Куликов прислонил автомат к сосне, примостился на хвойной подстилке, хвоинку жевал. Приглядывал за работой художника. Он Шухову не мешал. Одному бы тут художнику неприютно было, в двух шагах от границы, в лесу.

—Ну что, Сережа, караулишь меня? — спросил у сержанта Евгений Иванович.

— Караулю.

— Это хорошо... Мне с тобой, как за каменной стеной... Спасибо... Когда будешь начальству своему докладывать о нашей поездке, передай большое спасибо. Скажи, что везде на заставах встречали меня шикарно... Вообще говоря, Сережа, мне хотелось немножечко другого... — размышлял вслух Евгений Иванович. — Я понимаю, у вас на всех заставах прекрасные люди. И вообще... на границе порядок. Можно и тут хорошо поработать и на одной, и на другой, и на любой заставе... Но я художник, мне, видишь ли, интересно не только общее положение дел, так сказать, стереотип, но и нюансы, оттенки... Мне хотелось попасть на такую заставу, куда еще не проложена перворазрядная шоссейка. Верхом на лошадке проехать... Или еще лучше пешочком пройтись, поразмяться... На машине-то я и дома ездить могу. Машина есть у меня... Мне хотелось в молодости моей побывать, я молодым на границу ездил. Ну вот, видишь, начальство ваше меня бережет. Их тоже можно понять...

— А вы с нашим Дедом поговорите, — сказал сержант Куликов. — У нас начальника нашего все Дедом зовут. Полковник Белов... Он помоложе вас, но тоже в годах... И на войне был. Он дядька хороший. Он на границу как раз выезжал, когда вы были у них. А то бы он принял вас. Он всех гостей принимает.

— Дедом, говоришь, вы его зовете?

— Дедом, — улыбнулся сержант Куликов,

— А как его по имени-то, по батюшке зовут?

— Николай Иванович.

— Ну что же, это, пожалуй, мысль, — оживился Евгений Иванович.

Полковник Белов нажал на клавишу коммутатора, сказал в трубку:

— Попросите ко мне подполковника Соколова.

Вошел подполковник Соколов, принес с собой как-будто вешний зеленый шум — настолько свежий он был, моложавый, упругий. Первым заговорил:

— Значит, так! — Подполковник Соколов смотрел прямым немигающим взором на своего начальника, напруживал щеки, брови и лоб. И на Шухова он тоже смотрел, Шухов попадал в широкий сектор его обзора. — Мы беседовали с Евгением Ивановичем перед тем, как отправить его на границу, поинтересовались его творческими планами — и постарались, насколько это возможно в наших условиях, окружить ого вниманием и заботой. Нам все известно, Евгений Иванович, мы следили за каждым вашим шагом. — Подполковник Соколов поворотился всем корпусом к Шухову. Лицо его выражало борение двух начал: лукавства и строгости. — Задача вами выполнена, по нашему мнению, успешно. Спасибо вам за содержательные беседы с воинами. Нам известно также, что на одной из застав вы помогли оформить Ленинскую комнату — и за это спасибо... Ну, а что касается ваших личных творческих планов, смогли вы что-нибудь на заставах почерпнуть или нет — и тут уж не нам судить. Если у вас есть какие-нибудь претензии к нам, мы внимательно выслушаем — я как начальник политотдела и вот Николай Иванович, полковник Белов...

— А ты знаешь, — сказал начальник, — что Евгений Иванович — наш ветеран? Вот какой человек к нам приехал... В этих местах он воевал в первое утро войны, а его друг, писатель Лискевич, погиб здесь... Там, где теперь застава Евстигнеева. Ну как же нам-то не знать? Я ведь книжки Лискевича в детстве читал. Мечтал о пограничной жизни...

Полковник Белов был помоложе Евгения Ивановича, но сразу же, с первого взгляда, как только Шухов вошел в его кабинет, установилась меж ними некая общность, что-то знали они друг о друге, помимо слов и своих должностей. Они были людьми одного — военного поколения. Говорить им было друг с другом легко. Когда встречались глазами, то улыбались. И пока подполковник Соколов говорил, они переглянулись как сообщники...

— Значит, так, — сказал подполковник Соколов, — до Евстигнеева машина не пройдет. — Строгость решительно взяла верх над лукавством на лице подполковника. — Только до разбитой сосны...