Старая дорога

В земном теле Акмеон не проявляет божественности. Он может быть бедняком и полководцем, жестоким тираном и заботливой матерью. У него рождаются простые дети, но их зерно наполняется его влагой, а с ней приходит слабая частичка его могущества и всезнания. Эта частичка может никогда не пробудиться. Человек так и не узнает, не почувствует, что он – акмеонит, прямой потомок воплощенного Акмеона. Лишь немногим даровано проявить в себе божественное.

И сказано, что в миг, когда Акмеон окончательно вспомнит о своем всевластии, вечности, одиночестве, когда пробудится от забвения, убьет себя, а родившись младенцем, не забудется опять, потому что перерождение более не будет властно его усыпить, и устами младенца возвестит божественные истины, и ребенка ничем, кроме тела, напоминать не будет, и проявит власть божественную, то придет последний цикл нашего мира. Поднимется земной Акмеон до высот власти, поработит, еще юный, все живое и обречет на страшную смерть. И едва умолкнет живое и разумное, лишит себя тела и вознесется, как очнувшийся поднимается с ложа. Акмеон оставит наш мир и продолжит странствие в пустоте своего одиночества. – Пилнгар затих. Несколько минут мы сидели в тишине.

Я вздохнул. Посмотрел на Миалинту. Ярко-синие радужки. Хотел задать еще несколько вопросов, надеясь от Акмеона перейти к Предшественникам, к лигурам, наконец, к даурхаттам и к тому, что творится в Лаэрноре, но Феонил с крыши предупредил о возвращении нашего отряда. Пришлось подозвать следопыта, чтобы он временно сменил нас у старика. Пилнгар улыбнулся. Понимал, что мы не хотим оставлять его наедине.

Спустившись из дома, мы с Миалинтой встретили отряд. Узнали, что вылазка прошла без происшествий. Лаэрнор по-прежнему не выказывал никаких угроз. Другие кварталы оказались такими же пустыми. Ни единой приметы некогда пропавших тут людей. Только личины в белоснежных дхантах. Они ходили по всему городу – так же безучастно, размеренно, не обращая внимания на чужаков, и повсюду выполняли простейшую работу: убирали дорожки, чистили стены домов, вытирали пыль. Громбакх видел двух женщин, подновлявших штукатурку. По словам Теора, была среди них и девушка, занятая исключительно тем, что покрывала рисунками листы тонкого пергамента.

– Рисовала углем.

– Что рисовала? – поинтересовался я.

– Не знаю. Я не подходил. Спросите нашего следопыта. Он был достаточно любопытен. Даже заглянул в ящик с ее рисунками.

Все личины приходили и уходили через цветущие аллеи, служившие тоннелем в Озерный квартал. Сам квартал не удавалось разглядеть – его хорошо скрывали загородки каменных туй.

Ни припасов, ни снаряжения не обнаружили. Но тут требовался более тщательный осмотр домов, которым мы планировали заняться на следующий день.

За два часа до заката личины принесли ужин. Все те же травяные блюда, ржаные лепешки и кувшины с водой.

– Негусто, – проворчал Громбакх.

Личины безропотно приняли наше заселение в другой дом. Расставив еду, принялись за уборку. Неспешно сметали пыль, мыли полы, снимали с кроватей белье, должно быть, намереваясь потом заменить его стираным.

Стоявший в дозоре Теор позвал нас на крышу, и мы увидели, что другие личины вычищают пролом в доме Пилнгара – собирают обломки кирпичей, хлопья штукатурки, выметают мелкий сор.

Ужинали, как и прежде, парами, только в этот раз установили промежуток в час. Лепешки спрятали в заплечные мешки. Решили по возможности делать запасы.

Договорились с утра разбиться на два отряда: один отправится обыскивать Торговый квартал, второй займется укреплением дома, вокруг которого следовало, использовав все знания и навыки Нордиса, возвести защитные рубежи.

Главным было найти в городе запасы турцанской мази, льольтного масла или чего-то, что могло их заменить. Отсутствие провизии легко было восполнить охотой в пути.

Испытание и освобождение, обещанные Пилнгаром, мы всерьез не рассматривали. Эрза вовсе предположила, что он тут живет не десять дней, а значительно дольше. И еще столько же проживет, каждый день толкуя об Акмеоне, о Родниках Эха и прочей шелухе.

Обсудить возведение баррикад мы не успели. Теор вновь позвал нас на крышу. Мы только вышли из комнаты, когда услышали голос Пилнгара. Он что-то кричал с улицы. И явно был взбудоражен.

Все поднялись на крышу – из-за толчеи Теору, Нордису и Громбакху пришлось переступить на ступени внешней лестницы, – и я увидел, что старик стоит между наших домов. Воздев руки, смотрел на небо.

– Началось! – кричал он. – Началось!

– Чего там? – буркнул охотник. – Чего там началось? Новый припадок? Или очистительный понос?

– Смотри, – прошептала Миалинта. – Небо.

Над нами зрела вечерняя заря. Солнце склонилось за верхушки деревьев и осветило тонкие полосы облаков предзакатным сиянием.

– М-да, – нахмурилась Эрза. – Этого не хватало…