Старая дорога. Эссеистика, проза, драматургия, стихи

Как будто душу мне промыл
Немой поток Господних слез.
А дождь все лил, и лил, и лил,
а ствол все рос, и рос, и рос…

И в совершенной тишине

Стал слышен, как беззвучный гром,
вот Тот, Кто там внутри во мне,
вот Тот, Кто там во всех и всем.

И жизнь – не место и не срок,

как я – не тело и не речь. –
Душа вошла в сплошной поток,
и вечность будет течь и течь.

Вот точно так же, как теперь, –

Вся тишина – ее прибой…
И ты не верь, не верь, не верь,
что мы расстанемся с тобой.

Во что постепенно превращается наш маленький шарик? В цех по сборке водорордной бомбы. Мы вкусили от древа познания и стали не просто смертны, мы изобрели смерть, которой с избытком хватит на всех. Что мы хотим защитить и отстоять? Свой образ жизни или свое право свести с нею счеты? Что может противостоять этому коллективному безумию, этому наращиванию силы, которая не знает покоя и при первой же возможности спесиво выплескивается за свои края? Уравновесить безумие может только собранная воедино душа, способная высветить свой собственный смысл и смысл всей жизни. Только она способна сохранить эту затерянную в космосе каплю разума. Права у души птичьи, но мир держится на ее хрупких крыльях, а вовсе не на слонах и черепахе.

Миркина во всем ищет следы присутствия того, что никогда не исчезнет, вокруг чего вращаются и чаинки в стакане, и галактики во вселенной. Незримый центр, невидимая ось. Самое удивительное то, что эта ось и незыблема, и хрупка. Каждый может надломить в себе эту тростинку – Бог тоньше тростинки, и одновременно с Богом ничего не может случиться. В уме это не укладывается. Ум сразу обнаружит противоречие. Но ум как инструмент познания изначально рассечен, а вот глубокое сердце – целое. «Остановилась мысль моя – / Идет лавина бытия». В сердце Бог и беззащитен: Его ударили «по тонкой жиле…», и – незыблем: Он встает «непререкаемостью гор». Представить себе этого нельзя. Но этой тайне, которая лежит по ту сторону ума, можно причаститься. В своем молитвенном, то есть затихающем состоянии ум сливается с сердцем, он становится «сердечным умом», как бы вошедшим внутрь сердца.

Молитва – это путь,
Молитва – это рост
из суетности в суть
и от земли до звезд.

В стихах Миркиной есть строки богословские, и сами по себе они являются религиозными откровениями. И в то же время эти строки не выбиваются из художественной ткани: не топорщатся узелки, нет складок. И речь идет не об имитации этих откровений, как часто бывает в современной поэзии, не об аккомпанементе, в той или иной степени произвольном, а об истинном масштабе ответов на вековечные вопросы.

* * *

До смерти надо дорасти.
Она как со скалы закат.
Она огромна. Боже мой,
Как мал перед великой тьмой,
Как куц и неглубок мой взгляд!

Он раньше времени погас,

Он не прошел всего пути.
Но если смерть в себя вместить,
Не будет ни ее, ни нас.

А будет… Но опять, опять

Я море понесла в горсти.
Мне больше не дано сказать,
Но мне дано – расти, расти…

Что значит «не будет ни ее, ни нас»? Поэт не пытается это объяснять, он замолкает, входит в ту самую тишину, в которой и происходит рост души. Вырастет душа, тогда и ответит, а пока – безмолвие. А пока:

Я свидетель в том, что миг единый,
Краткий миг наш – вечности стежок. –
Золотой звенящей нитью длинной
Всех и все простегивает Бог.

Всё, что нужно, – наполнить жизнь таким неуничтожимым смыслом, который дарует великую и тихую радость узнавания Бога во всем, что ты видишь. Встреча души с Богом Каков Он есть происходит не после смерти, а тогда, когда душа больше не может откладывать этой Встречи, когда все ее силы созрели для предстояния Ему.

Я не знаю иного света.
Мне не мыслилась жизнь иная,
но бездонное небо ЭТО
Я всем сердцем бездонным ЗНАЮ.

Вдруг ударившись лбом и грудью

О твердейший предел небесный,
Я забыла о том, что будет,
Но что ЕСТЬ, мне теперь известно.