Любовная лирика в ее чистом виде редко встречается у Миркиной. Но те стихотворения, на которые неожиданно натыкаешься, безусловно принадлежат к лучшим образцам жанра. Поражает глубина чувства и тот великий такт, с которым о чувстве поведано.
Не может пройти душа, любовь, Бог. То, что проходит, – это не любовь, а «наплыв», как говорил Григорий Померанц. В любви двое не заслоняют Бога. Они проступают сквозь друг друга, и мир, проглядывая сквозь них, становится простым и настоящим.
У Зинаиды Миркиной большая читательская аудитория. Ей пишут письма, выражают свою признательность. В искренности слов благодарности сомневаться не приходится. Но чего по-настоящему ждет Зинаида Александровна, так это – «разделения души». Она зовет преломить с нею хлеб небесный. А вот это случается уже не так часто, хотя томление по небесному хлебу огромно.
Поэтический космос Миркиной может смыкаться с различными мистическими традициями, но он их не знает. Он возник сам, изнутри. И в то же время переклички налицо. Тут и византийское богословие, и немецкая мистическая теология, и русская философия Серебряного века. Блаженный Августин призывает нас идти не вовне, а внутрь себя, туда, где обитает Истина, но, ощутив внутри себя границу, мы должны выйти за пределы самих себя. Русский метафизик Семен Франк, один из любимых мыслителей Григория Померанца, следующим образом толкует слова Августина. Франк уподобляет человеческую душу сосуду с пробитым дном. Далее философ рассуждает так. Бог находится не над сосудом, и не заключен в сосуд. То есть Бог не где-то вне меня, ограниченный
Разными словами, прибегая к тем или иным метафорам, Миркина не устает напоминать об этом.
Душа уже не ощущает себя сосудом, чью горловину можно запечатать. Дно пробито, а значит, ничего нельзя накопить, присвоить себе – ни обиду, ни богатство. Нужно выйти за пределы себя, ценой утраты своей глиняной целостности.
Поэтическое слово более трепетно и метко, чем сентенция философа или богослова. Поэт не объясняет, а становится тем, во что всем собою входит.
Мостик от западной мистической традиции к восточной перекидывается Миркиной легко. Традиции взаимопроницаемы. В конце книги «Потеря потери» помещены переводы арабского поэта-суфия Ибн аль-Фарида. Здесь мы снова встречаемся с образом глиняного сосуда, и с этим образом сопряжены все те же смыслы.
Суфий разговаривает со своей душой, с бездонной глубиной своей души как с возлюбленной. Для Миркиной, как и для Ибн аль-Фарида, «бездонность сердца» и «бескрайность духа» – одно и то же.