Старая дорога

Максут молча покивал головой на приветствие Андрея, вопросительно посмотрел на Садрахмана: что, мол, за человек. Но Садрахман преднамеренно промолчал, сделав вид, что не понял Максута. Потому как скажи он, что это один из Крепкожилиных, неизвестно, как поведет себя больной. Но Андрей, на удивление Садрахмана, не стал скрывать себя. Раздевшись и стянув с ног валенки, присел на кошму, за руку поздоровался с Максутом, назвался:

— Андрей Крепкожилин. Дмитрия Самсоновича сын младший.

Нахмурил брови Максут, снизу исподлобья посмотрел на гостя раскосыми темными, как густая настойка шалфея, глазами, но промолчал.

— Я приехал поговорить с тобой, осмотреть… Я врач. И если смогу, полечить тебя… вот вместе с Садрахманом.

Прослышав такие слова, хозяин порадовался. «Какой умный человек, — подумал Садрахман про гостя, — не ругает Садрахмана за травы, вместе, говорит, лечить будем». Захлопотал он на радостях, залил старенький круглый самовар, раздул огонь, заварил уху.

Андрей меж тем осмотрел ногу, опухоль уже сошла, осталась лишь синева. Максут с палочкой мог ходить по землянке.

Потом Андрей попросил снять рубаху, долго слушал, прикладывая холодный прибор то к спине, то к груди. Максут от нервности всякий раз вздрагивал и с недоверием косился на две колеблющиеся резиновые трубочки, идущие от его груди к ушам Андрея. В душе он верил только Садрахману с его травами, то нестерпимо горькими, то безвкусными, то тошнотворно-сладкими, то терпкими, вяжущими… Лечение травника было ощутимо, а поскольку в него верили, то и действенно. А эти железки, резинки — одно баловство. Так думал Максут, но ни единым словом, ни единым знаком не показывал Андрею свое недоверие.

Осмотр подтвердил догадку Андрея: туберкулез был самой запущенной формы: поражены оба легких и даже сердце: одышка, вены дряблые — нет наполнения кровью.

— Дышим когда — грудь аурад, — сказал Максут.

— Грудь болит, — перевел Садрахман. — Жар всегда, кровь горла идет. Плох дел.

Растерялся Андрей: действительно, плохи дела и помочь он не в силах. Лекарства в таких случаях просто бесполезны. Хорошо еще, здесь тишина, воздух чистый — настоящий санаторий. Но что делать? Чем помочь?

Как спасение — заговорил Садрахман:

— Мы ему, когда грудь сильно ломит, ромашка отвар даем, горла если хрипит, чай варим из подорожник. Солодский корень знаешь? Вот, корень тоже чай кладем. Кровь пойдет — перец настойка делаем. Видал такой высокий трава? — Садрахман показал себя по пояс, прошел в угол и снял со стены длинный пучок сухой остролистой травы с тонкими кореньями. — Водяной ет перец. В рот берешь — огонь. Мала-мала тогда Максут легко…

Максут сидел на кошме, по-азиатски подобрав ноги под себя, и согласно кивал.

Дивился Андрей познаниям старика и стыдился своей беспомощности. Помнит, им читали курс по лекарственным травам. Да, называли и ромашку, и подорожник, и мяту, и перец водяной, и многое другое. По молодости лет студенты не всерьез принимали этот курс. А вот Садрахман своим умом и опытом предков дошел до такого познания… Андрей даже не задумывался — а те ли травы использует старик? Он сейчас и не мог бы ничего сказать Садрахману — все перезабыл. Да и какое это имеет значение в данном случае. Максута вылечить уже невозможно, остается лишь облегчать его страдания, поддерживать, что и делает Садрахман.

…Всю эту историю Андрей вспомнил, когда получил от Ляпаева первый свой заработок. В отличие от города деньги здесь тратить не приходилось, поэтому он половину отдал матери, а половину отнес Кумару — для Максута.

…Кумар сначала удивился поступку Андрея, долго уговаривал его взять деньги назад, потому как, объяснял он, никаких денег на острове Максуту не нужно.

Однако Андрей настоял на своем.

9

Резеп считал себя кровно обиженным Ляпаевым, хотя вины своей в душе не отрицал. Но только в душе. А перед хозяином клялся-божился, что недосмотрел, что его обманули, подсунули неводную дель залежавшуюся, чуть тронутую сыростью.

А заварил кашу Кисим, чтоб ему, одноглазому, ни дна ни покрышки. Усмотрел порчу, донес. Как пес верный сторожит добро хозяйское, без спросу копейку не упрячет. Верит, дурень, что хозяин отблагодарит. Как же, одарит, жди у моря погоды…

Про себя же считал, что греха большого не допустил, потому как через два-три годика пенька́ так и этак сгниет и нужно будет покупать новую. Только и дело-то, что на одну путинку меньше невод послужит. Но и в таком разе изрядный барыш даст хозяину. Что по сравнению с ним та капля, которая перепала Резепу во время последней купли-продажи?

Так нет, разнос учинил, пригрозил удержать в путину половину обговоренной заработной платы. И удержит! Еще как удержит. Сам небось в ресторане за один вечер больше промотал, так ничего, себе позволить может, а если Резеп лишний червонец к своим накоплениям пристегнул, тут — караул!.. грабеж!..