Я бросилась в лес, не оглядываясь. Ее крики прекратились, но рычание чудищ доносилось, пока я не вышла из лесу недалеко от дома Ставы. Я бежала, пока не увидела теплые огни его дома, я рассказала его встревоженной семье, что случилось. Я опустила часть, в которой девочка говорила со мной, они могли не поверить, но поведала все остальное. Става хотя бы мог подтвердить, что собаки там были.
В истерическом состоянии меня доставили домой и отправили домой с рюмкой водки и чашкой чая, которые мама заставила меня выпить несколькими глотками. Родители переживали за меня, и это не удивляло. Но, судя по их взглядам, они тревожились не только из-за собак. Я не знала, из-за чего.
Это случилось в пятницу, и на выходных я не могла увидеть Ставу и его семью. Я сидела дома, мама боялась, что снова нападут псы или волки. Когда я забралась в машину Арстанда в понедельник утром, он сказал, что охотники были в лесу. Они нашли следы диких собак, стая терзала куриц в соседнем городке, и они нашли следы одежды девочки. Но одежда была старой, пробыла в лесу много-много лет. Собаки бились не из-за девочки.
Но я знала, что видела. То, что нашли одежду, дало мне нужные доказательства. Я видела не живую девочку, как и ту, что была в озере. Она была, наверное, жертвой. А еще когда-то семьи с больными детьми, или с теми, о ком не могли заботиться, отправляли их в лес и оставляли на съедение диким зверям. Это давно перестали делать, но я точно видела отголоски этого. Последний крик о помощи… обращенный ко мне.
Я думала об этом много лет. К счастью, за эти годы меня не преследовало ничего ужасного. Я не видела больше диких собак, девочек в саду или людей из теней. Я сосредоточилась на игре в учебу и старалась двигаться вперед.
Но порой я замирала и думала: почему я? Почему они выбрали меня, а не кого-то еще?
Я все еще не знаю.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Я не соврала, сказав, что меня не преследовало ничто ужасное. Видения эти не прекратились, но были не такими жуткими.
Как-то я увидела близнецов, когда шла домой от Ставы. Они не говорили, стояли с бледными лицами и смотрели на меня. Мне было не по себе, если не хуже, они следовали за мной по дороге. Только возле моего дома они пропали, замерцав в воздухе над горячей дорогой.
В другой раз я отбывала наказание после урока английского. Не помню, за что, но я была буйным ребенком, мне было сложно сидеть смирно. Мы были одни с учителем, но я видела мальчика в углу комнаты. Сначала он пытался привлечь мое внимание, снова и снова повторяя мое имя. Учитель не замечал, и я поняла, что он был каким-то духом. Помогало еще и то, что его глаза были лиловыми, без зрачков. Очень неестественные.
Я продолжала игнорировать его, и он начал плеваться мне в волосы шариками бумаги. И я потом нашла их в волосах, кстати. А потом мальчик сдался и ушел из класса, за ним тянулся след сияющей крови. Я смотрела на учителя, чтобы понять, видел ли он это. Он лишь поежился, когда мальчик прошел мимо него, но даже не моргнул, когда дверь открылась, и он ушел.
Такие случаи происходили постоянно, я игнорировала их. Я не знала, что они хотели, но при людях спрашивать не стоило. Я не хотела прослыть безумной дочерью священника.
Я все время думала о театре. Я вступила в театральный кружок, они хотели поставить «Сон в летнюю ночь» к концу года. Своим упорством я добилась роли Елены, а Става получил роль Деметрия. Тогда нам было шестнадцать, он вырос красивым юношей, что я не замечала, пока не оказалась в пьесе с ним. Я замечала, конечно, как девушки моего возраста пускают слюни при виде него, но для меня он всегда был соседом и самым близким другом.
Все изменилось, когда мы решили прогуляться после школы и обсудить пьесу. Мы держались вдали от леса, как обычно, и шагали вдоль края озера, пока не повернули к холмам ржи, покачивающейся на ветру.
В октябре было холодно, но сильное солнце грело мою кожу, которая не была укутана шерстяной одеждой. Небо было просторным, как купол, и невероятно голубым, контрастировало с желтыми полями, как флаг страны.
— Пиппа, — сказал тихо Става, хмурясь. Я замерла и посмотрела на него, было непривычно видеть его таким мрачным.
Он взял меня за руку и крепко сжал. Мои губы приоткрылись, я тихо выдохнула, не зная, что происходит. Мы репетировали?
— Нам нужно быть юными возлюбленными, — продолжил Става. Я кивнула. В его глазах был страх и что-то еще, чего я раньше не видела. Я никогда не видела желание у мужчин. Это отличалось от взглядов, которые на него бросали девушки.
— Да. Для пьесы, — сказала я ему.
Он чуть прищурился, но лениво улыбнулся.
— Да. Для пьесы.
— Нервничаешь? — спросила я. Сама вдруг занервничала. Я перевела взгляд с его странного выражения на длинные пальцы, обхватившие мои.