Старая легенда

В деревне она сбивчиво рассказывала о случившемся всё новым и новым людям, а потом шла в замок среди толпы, спускалась в подземелье и вновь обрела способность мыслить и чувствовать, лишь когда от множества свечей озарилось огромное помещение, находящееся за дверью комнаты, где нашёл свою смерть Нигейрос, и крик ужаса вырвался у всех одновременно. Вдоль стен, некоторые в ветхих гробах, остальные — прямо на полу, лежали одиннадцать в разной степени истлевших тел, по остаткам одежды которых было видно, что они женские, причём одна из этих женщин умерла или была убита всего пять-шесть месяцев назад. А у входа в этот тайный склеп, много лет хранивший жертвы Нигейроса, в луже крови лежал сам хозяин замка.

18

Госпожа Кенидес, наконец, замолчала, не подозревая, что её обстоятельный рассказ вызвал у Гонкура сильнейшее раздражение. Под маской заинтересованности молодой человек еле скрывал отвращение и скуку. История казалась ему слишком напыщенной, убийства, тайные трупы и скелеты в подземелье сильно напоминали атрибуты бульварного романа, а сам великолепный Нигейрос оказался сумасшедшим.

— Да это просто маньяк! — энергично воскликнул Медас, и все вздрогнули.

Старик Вандесарос злорадно засмеялся, но все остальные гневно обернулись к злополучному молодому человеку. Гонкур был полностью согласен с Медасом, но побоялся вставить слово, чтобы не дать раздражению вырваться наружу. Он посмотрел на Мигелину, удивился, с каким серьёзным вниманием она впитывает каждое слово матери, и почувствовала лёгкое разочарование. Зато на лице Ренаты был написан интерес не к легенде, а к реакции новых слушателей этой легенды. Решительное определение Медаса она встретила с лёгкой улыбкой, но тотчас же её взгляд обратился на археолога. Витас всем своим видом давал понять, что такие происшествия в их древнем роду — не редкость, так что Гонкуру незачем тратить на этот рассказ всё своё изумление, а лучше приберечь часть его на потом.

— Нигейрос был умён, — решительно заявила госпожа Кенидес, и Гонкур порадовался, что здесь нет нетерпимой госпожи Васар.

— Но ум свой, к сожалению, он направлял только на поиски новых жён, — упрямо возразил Медас. — А потом ещё и лицемерно обвинял их в неспособности сохранить его чувство.

Судя по растерянному лицу хозяйки дома, как раз эта сентиментальная жалоба умирающего служила в глазах потомков некоторым оправданием любителя убивать надоевших жён.

— Вы сами говорили, что он ставил химические опыты, господин Медас, — поджав губы, резко сказала старая дама.

— Неизвестно, чего он добился своими опытами, — ответил Медас, упорно не желая замечать недовольства хозяйки дома. — Сделал он какое-нибудь открытие? В чём его вклад в науку?

— Господин Медас, — сурово проговорила госпожа Кенидес, — прошу не забывать, что это мой предок, и, оскорбляя его, вы в некоторой степени оскорбляете меня. Нигейрос был умён, красив и обаятелен. Портрет его написан гениально, и вы признаете это, когда увидите. И вообще, можно сказать прямо, что Нигейрос был человеком незаурядным…

— Это был замечательный человек! — пылко заявил старик Вандесарос и добавил тише и спокойнее. — У него был всего один маленький недостаток: он любил убивать жён. Правда, и все мы не лишены своих привычек, которые кому-то кажутся странными. Что касается меня, то я бы ещё мог его понять, если бы он убил одну, максимум — две жены. Я бы назвал это единственно возможным, хотя и преступным способом расторгнуть неудачный брак. Но убивать двенадцатую по счёту жену означает болезненную неспособность контролировать свои чувства.

Госпожа Кенидес побледнела от гнева и хотела было что-то сказать, но Гонкур поспешил предупредить зарождавшуюся ссору.

— Честно говоря, эта история очень напоминает мне сказку о Синей Бороде, — сказал он как можно спокойнее.

Хозяйке дома удалось совладать с собой, и она рассудительно ответила:

— Все сказки в той или иной мере взяты из жизни. Я не думаю, что только Нигейрос завоевал себе такую славу, но уж если говорить честно, то он мог бы послужить прототипом Синей Бороды.

Гонкур задумался, почему это люди готовы проклинать родственника за жестокость, но стоит кому-нибудь назвать его сумасшедшим, как они вскипают и тут же встают на его защиту. Вероятно, разгадка заключалась в наследственности, ведь, как всем хорошо известно, жестокость при правильном воспитании или совершенно подавляется или вовсе не передаётся потомкам, а сумасшествие, если уж оно проберётся в чей-либо род, преследует его до конца, щадя одни поколения и с ожесточением вспыхивая в других. Должно быть, именно поэтому госпоже Кенидес изменила выдержка после неудачной реплики Мидаса и мощной поддержки старого археолога. Но эта женщина настолько хорошо воспитана, что впредь не позволит чувствам одержать над ней верх и постарается загладить неприятный осадок, оставшийся после её слов.

Не успел Гонкур это подумать, как госпожа Кенидес с улыбкой повернулась к Медасу.