Несомненно только то, что в царствование Алексея Михайловича здесь жили ремесленники и придворные поставщики. Московский двор никогда не был так пышен, как в век Тишайшего царя. Царь окружен был величайшим блеском во всех своих придворных выходах и торжественных появлениях перед народом. За этими местами, где были поселены многочисленные ремесленники царского двора, удержались посейчас названия улиц, соответствующие старым урочищам, как, например, Поварская, Хлебная, Скатертная, Трубная, Курьи ножки, Калачная и проч.
Кто бы подумал, что у нас, за триста лет, с большою тонкостью обращалось внимание на розничную торговлю хлебом и мукою, что мука ржаная разделялась на 25 сортов, а пшеничная на 30? Во «Временнике Московского Общества истории и древностей российских» мы находим замечательный памятник древней администрации – это «Указ о хлебном и калачном весе». Из последнего видим, как заботливо тогда правительство смотрело за правильностью розничной хлебной торговли и с какою точностью определяло цены хлебу; точность эта даже изумительна по разнообразию цен, которые в ржаной муке простирались до 26 сортов, а в пшеничной – до 30 сортов.
Эта заботливость правительства и точность не только важны как исторический факт, указывающий на степень развития гражданственности в Московском государстве в начале XVII века, но даже некоторым образом поучительна как образцовая полицейская мера, необходимая в благоустроенном государстве.
Правительство, как видно из самого Устава, поступало в этом деле с большою осторожностью и знанием дела. Кроме лиц, назначенных Разрядом, тут же участвовали выборные люди от торговых сотен; мука покупалась на торгу по торговым ценам, потом просеивалась в дело: ржаная – на хлебы, ситные и решетные, а пшеничная – на калачи, тертые и коврищатые. Причем накладывалась цена по четвертям: на провоз с торгу в пекарню и обратно из пекарни на торг, на подквасье, на соль, на дрова, на помело, на сеянье, на свечи, за работу мастеровым, на промысел и на пошлины и подати за право торговли; и все это разлагалось на хлебы и калачи по весу и по числу хлебов и калачей алтынных, грошовых, двуденежных и денежных на четверть; и для всего этого составлялась особая роспись, или такса, по которой торговцы хлебом и калачами должны были продавать свой товар, не отступая от таксы ни в цене, ни в весе хлебов и калачей.
Далее, определенные правительством надсмотрщики обязывались ходить вместе с целовальниками по торгам и торжкам для наблюдения за точным соблюдением цен и веса против определенной таксы, и на их же ответственности лежало смотрение, чтобы хлебы и калачи были надлежащим образом выпечены и не заключали в себе какой-либо подмеси; причем на торговцев, отступающих от таксы или делающих какую-либо подмесь к своему товару, налагались пени – от полуполтины до двух рублей с четырьмя алтынами и полутора денежками, каковые деньги, равно как и имена подвергавшихся пене, вносились в особо заведенные книги, которые хранились у надсмотрщиков, и по истечении известных сроков представлялись в Разряд.
В том же указе находим, что в первой половине XVII века в Москве на рынках ржаная мука продавалась от шести алтын четырех денежек до 31 алтына за четверть, а пшеничная мука – от десяти алтын до сорока алтын соответственно сортам муки, а может быть, и по разности рыночных цен, смотря по времени года и привоза хлеба.
Цена московским деньгам первой половины XVII столетия определялась по сравнительному весу металла: три деньги царя Михаила Федоровича по весу металла равняются нынешнему серебряному десятикопеечнику XIX в. 84-й пробы. В рубле же тогдашнем было 33 алтына две деньги, следовательно, тот рубль по весу равнялся шести рублям семидесяти копейкам серебром XIX в.; качество же или проба металла в тех и других деньгах одинаковы.
Калачи в древнем русском быту играли немаловажную роль. Калачи подавались на пышных пиршествах, посылались от царя патриархам и другим духовным особам, нищим, тюремным заключенцам, раненым стрельцам; в день рождения Петра I отпущено было гостям гостиной сотни и чернослободцам между прочими яствами 240 калачей толченых. Затем еще и посейчас в провинции, отпуская слугу, давали ему мелкую монету «на калач». Про московские калачи живет пословица:
или: