Старая Москва. Старый Петербург

В 1804 году главный фасад Аничковского дворца, выходящий на Фонтанку, был заслонен постройкою того здания с колоннами, загибающегося углом и на Невский, которое было предназначено для хранения произведений императорских фабрик хрустальной и фарфоровой, а также и для отдачи внаймы нижнего этажа под магазины. В то же время построена и колоннада, параллельная Фонтанке.

В том же году приказано было исправить дворец для жительства в нем помолвленной за принца Ольденбургского Георга сестры императора Александра I, Екатерины Павловны. После брака, происходившего в апреле 1809 года, великая княгиня переселилась на житье в подаренный ей дворец, который с этого времени стал называться «дворцом ее высочества великой княгини Екатерины Павловны». В начале 1812 года во дворце случился пожар, убытки от которого вычислялись в 140 000 рублей серебром.

По вступлении Екатерины Павловны во второй брак (12 января 1816 года) с королем Виртембергским дворец ее поступил в ведение департамента уделов. В 1817 году император Александр I жалует дворец в дар брату своему, великому князю Николаю Павловичу; в это время дворец отделывается заново, запущенный сад приводится в порядок, в павильонах помещается арсенал; церковь, занимающая два этажа, переводится в один верхний этаж, патроном храма избирается св. благоверный великий князь Александр Невский. С переездом великого князя в Аничковский дворец дворец называется «дворцом великого князя Николая Павловича». В этом дворце великий князь живет до самого своего восшествия на престол (14 декабря 1826 года). По вступлении на престол император издает высочайшее повеление о наименовании его «собственным его императорского величества дворцом». Император Николай I особенно любил Аничковский дворец и, отличая его от других, называл его «своим собственным», говоря, что он «провел в нем счастливые и лучшие годы своей жизни»[338]. По переезде в Зимний дворец император Николай[339] каждый год по нескольку раз на довольно продолжительное время переселялся в Аничковский дворец с августейшим семейством; на первой и на Страстной неделе он говел и приобщался в дворцовой церкви с высочайшей фамилией; здесь же он нередко назначал крещение младенцев, которых сам воспринимал от купели, и бракосочетания знатных особ, которых желал почтить своим присутствием. Когда не было певчих, обыкновенно во дворце пел хор певчих Егерского полка; император Николай Павлович сам участвовал с псаломщиками в пении литургии. После пожара Зимнего дворца, в декабре 1837 года, император на все время, пока поправлялся дворец, переселился в свой «собственный». По смерти императора вдовствующая императрица Александра Феодоровна жила в нем со своими августейшими детьми. В 1859 году в Аничковском дворце жил великий князь Николай Николаевич до постройки своего дворца на Конногвардейском бульваре. Теперь к Аничковскому дворцу принадлежат десять каменных домов и два павильона, примыкающих к решетке сада. Дворец существует более 130 лет, и впервые со времени существования дворца в нем жительствует зимою государь император с августейшим семейством.

В царствование Елисаветы церквей в Петербурге было немного. Все церкви тогда были низкие, невзрачные, стены в них увешаны вершковыми иконами, перед каждою горела свечка или две-три, от этого духота в церкви была невообразимая. Дьячки и священники накладывали в кадильницы много ладану, часто подделанного из воска и смолы, от этого к духоте примешивался еще и угар. Священники, отправляясь кадить по церкви «на хвалитех», держали себя так, что правая рука была занята кадильницею, а левая протянута к публике. Священники, во время каждения иконам, к прихожанам подносили левую руку. Добрые прихожане сыпали в руку посильные подачки – кто денежку, кто копейку, рука наполнялась и быстро опускалась в карман, и опять, опорожненная, была к услугам прихожан (см. «Опис. СПб. епархии», т. III, с. 68). Доходы священников в то время не отличались обилием: за молебен платили им три копейки, за всенощную – гривенник, за исповедь – копейку и т. д. Иногда прихожане присылали им к празднику муку, крупу, говядину и рыбу. Но для этого нужно было заискивать у прихожан. Если же священник относился строго к своим духовным детям, то сидел без муки и крупы и довольствовался одними пятаками да грошами; а эти пятаки и в ту пору далеко не могли служить обеспечением. Случалось тогда и то, что во время богослужения явится в церковь какой-нибудь пьяный, но богатый и влиятельный прихожанин и, чтобы показать себя, начнет читать священнику нравоучение, поправлять службу, и бедный, нуждающийся в его подачках священник должен был выносить все это безобразие. Иногда в церкви подгулявшие прихожане заводили между собою разговоры, нередко оканчивавшиеся криком, бранью и дракой.