К осени 1761 года, согласно обещанию Растрелли, императорский Зимний дворец был окончен вчерне. Елисавета изъявила желание обозреть работы, для чего приказала Растрелли «очистить место, где будет стоять карета для приезда к дворцу», и затем сделать подъемный стул и тот покой, где будет стул, обить бумажными обоями. На Святой неделе государыня посетила свой новый дворец, осталась всем довольна и изъявила желание видеть поскорей свои покои оконченными. Растрелли просил только о правильном отпуске денежных сумм и обещал окончить в сентябре 1762 года. Но время шло только в переписках, и Растрелли денег не получал. В ноябре государыня приказала, чтобы большая церковь непременно была готова для освящения к 25 апреля 1762 года и к освящению исправлено пять-шесть покоев, где бы полы были гладкие, столярной работы, без клея, а панели и коробки выкрашены были под золото. Растрелли приказал исправить подъемный стул и покой, где он находился, каждую неделю делать пробу, а от стула в другие покои настлать дорогу. Но императрица не только была лишена удовольствия видеть оконченным лучший архитектурный памятник ее времени, но и присутствовать при освящении большой церкви. 25 декабря 1761 года государыня внезапно скончалась.
По преданию, смерть императрицы предсказала петербургским жителям известная в то время юродивая Ксения, могила которой на Смоленском кладбище и до сих пор пользуется особенным уважением у народа. Ксения накануне кончины императрицы ходила по городу и говорила: «Пеките блины, вся Россия будет печь блины!» Ксения Григорьевна была жена придворного певчего Андрея Петрова, состоявшего в чине полковника; она в молодых годах осталась вдовою; тогда, раздав все свое имение бедным, она надела на себя одежду своего мужа и под его именем странствовала 45 лет, изредка проживая на Петербургской стороне, в приходе Святого апостола Матвея, где одна улица называлась ее именем. Рассказывают, что Ксения пользовалась особенным уважением у петербургских извозчиков, которые, завидя ее где-нибудь на улице, наперерыв один перед другим предлагали ей свои услуги в том убеждении, что которому из них удастся хотя сколько-нибудь провезти Ксению, тому повезет счастие. Год смерти ее неизвестен; одни уверяют, что она умерла до первого еще наводнения (1777 года), другие же – что при Павле. Могила Ксении издавна пользуется особенным почитанием и уважением; в скором времени после ее похорон посетители разобрали всю могильную насыпь; когда же была усердствующими положена плита, то и плита была разломана и по кусочкам разнесена по домам. Сделана была другая плита, но и та недолго оставалась целою. Ломая камень и разбивая землю, посетители бросали на могилу деньги. Тогда к могиле прикрепили кружку, и на собранные таким образом пожертвования построили памятник в виде часовни, с надписью: «Раба Ксения, кто меня знал, да помянет мою душу для спасения своей души». И действительно, ни на одной из могил на Смоленском кладбище не служится столько панихид, как здесь.
Одним из красивейших домов Елисаветинского времени был дом знаменитого «предстателя муз», первого русского мецената Ивана Ивановича Шувалова; стоял он на углу Невского и Большой Садовой, где так долго на нашей памяти помещался трактир Палкина, а теперь фортепьянный магазин Шредера. Дом был выстроен в два этажа по плану архитектора Кокоринова[354]
. Шувалов праздновал в нем новоселье 24 октября 1754 года великолепным маскарадом, про который М. В. Ломоносов сказал следующие стихи: