При императрице Елисавете кто хотел ей угодить, тот выезжал возможно пышнее. О зеркальной карете С. К. Нарышкина на свадьбе Петра III долго говорили в Петербурге. Не менее была известна в старину также карета Кир. Григ. Разумовского[373]
, сделанная в Лондоне, с таким механизмом, что в нее вкатывалась постель; до отправки этой кареты в Россию она была выставлена в Лондоне, где ее показывали за деньги; мастер, как в то время уверяли, выручил таким образом до 5000 рублей. На ввоз иностранных карет было в царствование Павла I наложено запрещение, и надо было иметь особенное дозволение от государя на провоз кареты. Император разрешил его и, когда карета прибыла в Петербург, потребовал, чтобы ее привезли для осмотра сперва на Каменный остров, а потом к государыне, в Павловск. С доставкою в Батурин она обошлась в 18 000 тогдашних рублей. Разумовский захотел ее попробовать, но она оказалась слишком грузною, восемь лошадей после четырехверстной езды едва могли довезти ее домой. Славилась также карета Скавронского, вся отделанная снаружи стразами, стоившая ему 10 000 рублей.В царствование Анны Иоанновны в целом Петербурге не было ста карет, при императрице Екатерине их было более 4000; ездили тогда в них шестериком, с двумя форейторами «на унос»; передовой форейтор был важное лицо, ему вменялось в особую честь и было в «тоне» при разъездах с балов никак не выдать или осрамить своего господина, но непременно вывезти его первого, хотя бы в разбитой карете. При разъездах тогда не было полиции, а потому беспорядок, давка, крик, свалка доходили до невероятия; не только вдребезги ломали экипажи, но давили насмерть лошадей и людей; после каждого бала если крепостные кучера кого-нибудь задавили, то хвастались, как будто выигранной победой. Сцены этого рода чаще всего происходили на Царицыном лугу, где находился театр, и у дома Апраксина, у которого знать часто танцевала. С воцарением императора Павла варварская мода езды с форейторами быстро приутихла, и не слышно было больше громких криков: «Пади, пади!» Зато со смертию Павла опять все экипажи на улицах перестали смотреть немецкими и французскими закладками, но тотчас появилась вновь старая русская упряжь с кучерами в русских костюмах и форейторами на передних лошадях, и все эти экипажи с прежнею быстротою и с криками форейторов понеслись по улицам. Впрочем, потребности у простых граждан в то время не были так прихотливы, как у бар, и извозчичьи экипажи летом состояли из роспусков или волочков, вроде ломовых дрог, с фартуками для завешивания ног от грязи. Постепенно после этих дрог образовались одноколки и дрожки; зимою санки были также самого первоначального вида.
В извозчичьих одноколках надо было править самому, извозчик стоял назади; дрожки имели ступеньки, спинки и подушки; хорошие извозчичьи экипажи были покрыты плисом, убраны «франьями» и раскрашены пестрыми красками. Извозчики носили летом шляпы с желтыми лентами, а зимою желтые шапки, одеты были они в кафтаны с желтыми кушаками; на спине между плечами висела из белой жести дощечка, на которой масляными красками была написана часть города, где извозчик стоял, и номер; за такой билет извозчик платил ежегодно в управу благочиния 2 рубля. Цена за проезд была самая ничтожная, например от Невской лавры до Адмиралтейства 2 гривны (6 копеек). На извозчиках в старое время не находили низким ездить даже вельможи, и нередко извозчик тащил на своей кляче и первого сановника, и простого мужика. Одни только майоры и асессоры считали обязанностью ездить по городу на четверках, так как восьмой класс позволял им в первый раз эту роскошь. Что же касается до езды на почтовых, то таковая у нас процветала и отличалась необыкновенной скоростью. Еще Герберштейн (посол австрийский при Василье Иоанновиче) писал в 1516 году, что он из Новгорода до Москвы проехал 600 верст в 72 часа. Рассказывают, что Екатерина II, желая удивить скоростью езды в России императора Иосифа, приказала найти ямщика, который бы взялся на перекладных доставить императора в Москву за 36 часов. Такой ямщик нашелся и был приведен перед государыней. «Берусь, матушка, – сказал он, – доставить немецкого короля в 36 часов; но не отвечаю, будет ли цела в нем душа».
При императоре Павле вышел приказ выслать всех извозчиков из города; приказ этот последовал по донесению императору, что один извозчик задавил прохожего.
Видя крайнюю надобность в них, их скоро опять воротили, но запретили им дрожки, а велели иметь коляски. Извозчики, впрочем, нашлись: сняли подушку с дрожек, навязали на них сверху сани, – вот и вышла коляска.