Старая ратуша

Ему могло прийти в голову лишь одно — те страницы, что Марисса обнаружила на ксероксе.

— Вам это обязательно надо знать? — Это уже голос Каттера. Ему впервые удалось говорить тихо, и он даже перестал теребить салфетку. Взглянул на Гилд, затем — на Чарлтона и стал очень медленно двигать салфетку.

— Надо ли мне? — переспросил Фернандес.

— Послушайте, — Каттер по-прежнему старался говорить как можно тише, — нужно, чтобы «признание» прошло без сучка без задоринки. Поняли?

— Что ж, я и не собираюсь мешать ему признаваться.

— Да, но Саммерс может.

— Саммерс? Зачем ему? — удивился Фернандес.

Каттер вновь окинул взглядом коллег.

— Могут возникнуть осложнения.

— Например? — уставился на него Фернандес. Последовала пауза. — Надо угадать?

— Например, адвокат Брэйса, — наконец вступил Чарлтон.

— Пэриш? — удивленно воскликнул Фернандес. — Она, разумеется, расстроится, потому что лезла из кожи вон и даже кое-чего добилась, поставив под сомнение первую степень. Но какие тут осложнения?

Он вновь окинул всех взглядом. Они словно застыли. Ему еще не доводилось видеть Каттера таким смирным.

И вдруг все прояснилось.

— Погодите. — Он даже вздрогнул. — Откуда вам известно, что Брэйс сказал своему адвокату? Это же конфиденциальная информация.

Вновь последовала пауза.

— Никакой судья из этой провинции не дал бы разрешение на прослушку ее телефона.

— Что верно, то верно, — согласился Хэп Чарлтон.

И вновь молчание. Фернандес понял. Они хотели сказать, что невозможность получить такое разрешение не является для них камнем преткновения. Никто бы даже и не узнал. Он вдруг представил себе кучку полицейских, сидящих в какой-то комнатушке и прослушивающих телефон Нэнси Пэриш. Неприятные ощущения в желудке усилились. Он вновь вспомнил о ксерокопиях. О молчании Брэйса и его переписке.

— Но я думал, Брэйс молчит… — забормотал Фернандес.

Каттер приблизился к нему. Он говорил почти шепотом, но достаточно громко, чтобы его было отчетливо слышно.

— Мы получаем информацию из самого надежного источника. Написанную собственноручно Брэйсом. — Он рассмеялся едким колючим смехом, который казался еще более зловещим, оттого что звучал полушепотом.

«Вот спасибо тебе, Каттер», — подумал Фернандес.

— У вас есть в тюрьме некто, кто подсматривает в тетрадь, что Брэйс повсюду носит с собой?

— Многие уже забыли, что начинал-то я адвокатом, — сказал Каттер с плохо скрываемым злорадством. — Правда, это было давно. Но, скажем так, я сохранил хорошие отношения с одним из ветеранов охраны в «Доне».

Фернандес медленно кивнул.

— И поэтому сейчас с нами нет детектива Грина, — сказал он.

— Послушайте, Фернандес. — Каттер вновь затеребил салфетку. — Город по уши в дерьме. И вам это известно не хуже меня. Мы каждый день слышим об этом в суде. Оружие, бандиты, насильники. Хотите заниматься убийствами? Вот с чем вам придется иметь дело. И не надо нести ерунду в стиле бойскаутов: «Сторона обвинения не может выиграть или проиграть». Когда речь заходит об убийствах, мы играем, чтобы выиграть. Да и вам не стоит беспокоиться насчет вашей приятельницы Нэнси Пэриш. Брэйс никогда не звонит ей.

— Хорошо. Что вы от меня хотите?

Каттер рассмеялся.

— Да ничего особенного. Выиграть дело. Брэйс попытается уволить Пэриш — протест. Пэриш попытается отказаться от дела — протест. Не давайте Саммерсу пространства для маневра.

— С юридической точки зрения здесь все прозрачно, — встряла Гилд. — Никаких свидетельств психической недееспособности; Пэриш не имеет права препятствовать клиенту признать себя виновным. В худшем случае она отказывается от защиты, он признает себя виновным и получает двадцать пять лет.

— И у вас, Альберт, будет отличное начало новой карьеры государственного обвинителя по особо тяжким делам, — сказал Каттер. До этого он никогда не называл Фернандеса по имени. — Там, наверху, не стоит шибко уповать на талант — придется много работать.

Фернандес кивнул. Потом улыбнулся. Напряжение стало спадать. Каттер разорвал салфетку.

— Полагаю, этой встречи не было, — сказал Фернандес.

Чарлтон громко рассмеялся.

— Расплатимся наличными. Я знаком с Ником — тем, что за стойкой, — со времен своих дежурств. По ночам, когда было спокойно, мы заглядывали сюда и часами пили кофе, а каждые пятнадцать минут кто-то один выходил на улицу и докладывал о нашем новом местонахождении. Ник ни разу не проболтался. Если кто-то что-то вынюхивал, он говорил, что не видел меня уже несколько месяцев.

Обернувшись, Фернандес посмотрел на стойку. Высокий мужчина с седеющими усами привычно неторопливыми движениями размашисто протирал столешницу. Пятна на белой форме с фартуком свидетельствовали о продолжительности его ночной смены. Черно-белые часы на стене показывали 2:30.

— Похоже, у меня грядет весьма интересный день, — сказал Фернандес, забирая со стола свою тетрадь с ручкой. — Всем до встречи в суде.

«Марисса, кажется, я приду домой необычно рано, — думал он. — У нас намечается приятный вечер. И будет повод кое-что отметить».

Глава 56