Старая ратуша

— Похоже, вы изучили всю мою жизнь, а, детектив? Чертовы социальные работники. — Казалось, она впервые потеряла самообладание.

Уингейт посмотрела на Макгил. Мать и дочь. На ее лице отразилась давняя боль.

— Тогда все было иначе. — Грин наблюдал за ее лицом. — Я понимаю, как тяжело, когда с вами так обходятся.

— Понимаете? — Она побагровела. — Откуда вам знать, каково родителям, когда у них забирают ребенка?

Грин так стиснул кулаки, что ногти впились в ладони. Он на секунду вспомнил о Ханне — потерянной дочери своего отца. Ему вдруг стало жутко от мысли, что он так никогда и не узнает, что еще потерял его отец.

— Тогда им было все равно — они просто забирали у вас детей. — Макгил вновь стукнула по пачке сигарет. — А потом на вас навешивают ярлык плохой матери, и все.

Грин кивнул.

— Я читал отчеты. У Кевина-младшего была тяжелая форма аутизма, и с двухлетнего возраста…

— «Мамаша-холодильник» — вот как они прозвали меня. «Только собой и занимается». Это из-за того, что я оставила Кевина на полчаса в кроватке. — Горечь едва проступила в ее голосе, точно чуть заметный мох на скалистой горной породе. — «Помощь детям» заставляла меня читать книги и статьи этого кретина Бруно Бетельхайма. Наибольший восторг вызывала у них «Джоуи: механический мальчик» — про ребенка, которого спас и оградил от злых и бездушных родителей добрый понимающий доктор. Чертова сказочка!

Грин кивнул. Макгил абсолютно права. Знакомясь с этой историей, он кое-что прочел о весьма противоречивом психологе Бруно Бетельхайме. В пятидесятых годах доктор Б., как он любил себя называть, вывел новую теорию лечения слабо изученного тогда заболевания — детского аутизма. Бетельхайм, заявив, что учился с Фрейдом, во всем винил родителей — в основном матерей, которые, по его утверждению, подсознательно желали смерти своим детям. Особенно мальчикам. Даже самые добросовестные из мамаш порой оказывались под подозрением.

— Эти социальные работники приходили, часами просиживали на нашей кухне и отмечали все, что я делала, в своих чертовых желтых карточках — каждое мое слово, жест. Им было наплевать, что Аманда и Беатрис росли нормальными здоровыми девочками. Они утверждали, что я, сама того не подозревая, желала смерти Кевину-младшему. Что я представляла угрозу для собственного сына. И даже для дочерей. Моя вина была во всем, что бы я ни делала.

На ее глазах внезапно выступили слезы, вызвавшие у Грина не меньшее удивление, чем оброненные ею грубые слова или курение. Слезы текли по щекам, и она даже не пыталась их скрыть.

Протянув руку, Уингейт взяла Макгил за локоть.

— Для меня это казалось тяжелее, чем потерять на войне родителей, — призналась Уингейт. — Обвинения в адрес дочери, угроза потери девочек.

Кенникот достал из принесенной папки тонкую бежевую папочку и передал Грину.

— И поэтому, миссис Макгил, вы безропотно отдали девочек под опеку Кевина.

Макгил посмотрела на Грина. Она так и не вытерла слезы.

— Это был единственный шанс не потерять их. Кевин оставил меня, и девочки ушли жить к нему. Мне пришлось подписать все соответствующие документы. — Она неожиданно громко рассмеялась. — Видели бы вы этих людей из «Помощи детям», когда они узнали, что девочки с Кевином. Им так хотелось добраться до них! Но — ничего не поделаешь! А бедный Кевин… Все считали, что он, мерзавец, бросив беспомощную жену, отобрал у нее детей. Пресса исходила ненавистью. А Кевин просто проглотил это, не сказав ни слова.

Слезы градом катились у нее из глаз. Вынув из кармана свежеотглаженный носовой платок, Грин протянул ей. Она взяла платок, но вытирать лицо не спешила.

— Тот день, когда я узнала, что Бетельхайм покончил с собой, стал лучшим в моей жизни, после рождения детей и свадьбы, — призналась Макгил.

Она взглянула на носовой платок, словно не понимая, откуда он взялся. Никто не шевельнулся.

— После того как у меня забрали сына, я словно потерялась. Бедный Кевин! — Она вновь схватилась за пачку сигарет. Почти смяв в руке, бросила ее на стеклянный стол. — Он любил в своей жизни двух женщин, и обе оказались ненормальными.

— К вам это не относится, миссис Макгил, — заметил Грин. — У вас отняли ребенка.

Макгил наконец поднесла платок к лицу.

— Отняли, — повторила она.

Ей удалось вытащить из искореженной пачки помятую сигарету. Она зажгла ее и не спеша выдохнула дым в сторону.

— Теперь вам известна наша маленькая тайна, детектив. По воскресеньям Кевин водил девочек на фигурное катание, футбол, гимнастику. А я мастерски скрывалась. Тайком следила за ними. К тому времени, когда социальные работники наконец отстали, девочки уже превратились в подростков с кучей друзей. — Она посмотрела на лежащую на столе бежевую папку. — Это то, что завели на меня в «Помощи детям»?

Побарабанив пальцами по папке, Грин покачал головой:

— Нет. Это последние банковские отчеты. Нелегкие времена для вашего кафе.

Она встретилась с ним взглядом.

— Я говорила вам еще в первый раз. Это тяжелый бизнес.

— Каждый месяц вы получаете, так сказать, «финансовое вливание» в размере двух тысяч долларов. И это, похоже, помогает вам держаться на плаву.