Кенникот продолжал сидеть с непроницаемым лицом. Пил вел себя довольно хитро, под стать опытному журналисту: небрежно подкидывал обрывки информации из своего источника в расчете на то, что Кенникот их как-то подтвердит, но тот и бровью не повел.
— Тюрьма — разве не здорово? — продолжил Пил, как только понял, что Кенникот ничего говорить не собирается. Вскочил и принялся расхаживать взад-вперед. — Еду тебе готовят. Сиди да играй целыми днями в бридж. Читай спортивные новости сколько влезет. Теперь Брэйсу не надо беседовать с какой-нибудь домохозяйкой, собирающей бутылочные пробки для пожертвований сестрам милосердия в местной больнице, или слушать самодеятельную группу студентов, исполняющих «О, Канада» палочками от леденцов. Он может наслаждаться молчанием как моллюск.
— Доводилось бывать в тюрьме «Дон»? — поинтересовался Кенникот.
Тряхнув головой, Пил уставился на него своими обезоруживающими синими глазками.
«Именно так он и смотрит, заключая важную сделку», — подумал Кенникот.
— И чаще, чем хотелось. — Пил сделал сценическую паузу, подходя к своему громоздкому столу. — Приходилось выручать многих людей. Никому это не было нужно, кроме меня.
«Вот и сыграна роль „милого продавца“. А теперь — настоящий Ховард Пил, — усмехнулся про себя Кенникот. — Тот, что превратил маленькую радиостанцию в захудалом городишке Саскачевана во второй по величине в стране медиаконцерн».
Пил схватил с низкого шкафа фотографию в рамке.
— Кенникот, вы, молодежь, ни черта не смыслите в жизни. Смотри. Это я, на прошлой неделе в четверг вечером, сразу после вручения музыкальных наград. — Он ткнул в фотографию своим коротким, как обрубок, указательным пальцем.
Его, одетого во фрак, обнимала за плечи стройная красивая брюнетка, раза в полтора выше.
— Это Сандра Лэнс. Ты ее знаешь. Ее все знают — хит номер один. Только что вышла ее пластинка. Потрясающее тело, половина парней Северной Америки мастурбируют, глядя на обложку этого альбома. Через пять минут после того как был сделан этот снимок, я на заднем сиденье лимузина с большущей бутылкой шампанского, наедине с Сандрой Лэнс — шестидесятилетний мужик с трансплантированными волосами. Она пьет как стриптизерша, а потом просто срывает с себя свой дурацкий топ. Какая грудь! Уже через минуту она вовсю работает языком. Потом подставляет зад, изгибаясь и постанывая словно койот. И вот я трахаю этот лакомый для всего континента кусок и… Знаешь, о чем я думаю, офицер Дэниел Кенникот, мистер адвокат, ставший полицейским?
Кенникот молчал. Понизив голос, Пил перешел чуть ли не на шепот:
— О чем я думал?
— Не знаю, — ответил наконец Кенникот. — О чем же вы думали, мистер Пил?
— Не знаешь? Тогда как же ты собираешься вычислить Кевина Брэйса? Может, он такой же, как я: старик с молодым членом. Тебе надо залезть к нему в голову.
Кенникот решил, что с него хватит.
— Благодарю за то, что смогли уделить мне время, — произнес он, вставая с кресла.
— А думал я тем вечером в четверг вот о чем: не будь я таким прохиндеем и не скупи все радиостанции сначала в Саскачеване, затем — в Манитобе, потом — в Альберте, не переехал бы сюда и по-прежнему так и торчал бы дома.
Кенникот был уже на полпути к двери. Повернувшись, он посмотрел на Пила.
— Вы только что сказали, что думаете, будто Брэйс сам захотел оказаться в тюрьме.
— Вечером по четвергам все в Роузтауне играют в криббидж. [25]В тот момент, когда я трахал эту певичку, и Рэй, и Боб, и Джордж, и Рэгги, и даже наш китайский приятель Том — все играли. Моя первая жена Элен была в бинго-клубе. А я? Трахаю в этом чертовом лимузине девку младше своей дочери. И все, о чем я мог тогда думать, — так это о разбавленном кофе и криббидже. Да еще о том, как было бы здорово вести нормальный образ жизни.
Кенникот уже взялся за ручку двери. Пил казался совсем маленьким: громадный стол еще больше его уменьшил.
— Кроме себя, я не знаю никого, кто мог бы его купить, — вещал Пил. — Однако я знаю, что случается, когда из-за амбиций человек оказывается там, где вовсе не хотел оказаться.
— Что?
— Думаю, Кевин Брэйс сейчас не беспокоится о том, что сказать. Например, о новом рецепте горохового супа или о том, что его потащат на торжественное открытие театра инвалидов.
— То есть…
— То есть я думаю, из этого парня усилиями всей страны высосали все живые соки. Всем хотелось урвать свой кусочек. И на черта ему такое — быть заложником популярности?
Тяжелая дверь с грохотом захлопнулась за спиной Кенникота. Он стремительно шел мимо стильных офисов, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать. Его не смущал стук каблуков его ботинок по бетонному полу, и, вырываясь на улицу, он даже не взглянул на красавицу в приемной.
Усталость от бесконечных напряженных дней доканывала его точно кувалда. Срочно захотелось на улицу, глотнуть свежего воздуха.