– Это – не ребенок. Он какой-то красный и черный. Это – исчадие ада. Это – кара за мои грехи. – Она вновь заплакала. Я увидела, что ее атласное платье пропиталось кровью от подола и до колен.
– Ш-ш, не плачьте. У вас случился выкидыш. Вот и все, – дрожащими руками я вновь завернула несчастное создание в шаль.
Анжелика покачала головой, и я заметила, что и кончики золотистых кудряшек у нее в крови.
– Не понимаю. – Она стала раскачиваться, сидя на диване и тыча сведенными руками в колени. – А-а, мне больно.
– Нужно позвать врача. Сидите смирно. Пожалуйста, перестаньте плакать. – Я огляделась по сторонам в поисках вина, но в комнате не было ничего, кроме картин, статуэток, ваз и дурацких диванчиков на таких тоненьких ножках, что они явно не выдержали бы моего веса, вздумай я присесть на один из них. – Подождите здесь. Я…
– Не уходите!
– Я ненадолго.
Когда я подбежала к двери, она закричала:
– Не уходите, не оставляйте меня одну с этой штукой.
Я нашла лакея и отправила его за вином, горячей водой, чистыми салфетками и доктором.
– Найдите короля, – выпалила я, но тут же передумала. – Нет, нет, позовите Атенаис, маркизу де Монтеспан.
Атенаис не подвела меня. Войдя в комнату, она с первого взгляда поняла, что произошло. Взяв руки Анжелики в свои, она легонько сжала их и стала приговаривать:
– Тише, тише, успокойтесь, все будет в порядке. Вы были совсем одна, бедное дитя? Какой кошмар. Ничего, все уже позади.
Я показала ей мертвого ребенка, завернутого в шаль.
– Какой… ужас. Бедняжка. – Не знаю, кого она имела в виду – мертвого младенца или соперницу, девятнадцатилетнюю девушку, которая рыдала сейчас у нее на груди, безнадежно пачкая дорогую ткань слезами, соплями и кровью. Атенаис взглянула на меня.
– Король будет в ярости. Он ничего не должен узнать, пока свадьба не закончится, во всяком случае. Мы должны отвести ее в спальню так, чтобы никто ничего не заметил. Вы мне поможете?
Я помогла ей поднять Анжелику на ноги. Диван под нею насквозь пропитался кровью. Атенаис закутала ее в собственную шаль, расшитую серебряной нитью. Я подняла мертвого младенца, и мы вместе помогли любовнице короля доковылять до ее комнаты.
– Мне нельзя оставаться здесь, – сказала Атенаис. – Скандал будет ужасный. Случившееся сочтут дурным предзнаменованием в ночь свадьбы дочери короля. А если еще умрет и мадемуазель де Фонтанж…
Хотя Атенаис говорила негромким голосом, Анжелика, должно быть, услышала ее слова, потому что в страхе воскликнула:
– Я умру? Я не хочу умирать!
– С вами все будет в порядке. Сейчас придет доктор. – Я изо всех сил старалась успокоить ее, но на ее чистой ночной сорочке уже проступали свежие пятна крови.
– Мне надо уходить. На мое отсутствие непременно обратят внимание. Шарлотта-Роза, вам тоже нельзя оставаться здесь. Вы не можете позволить себе нового скандала.
Я посмотрела на Анжелику, вцепившуюся в мою руку.
– Не оставляйте меня одну!
Атенаис вышла, покусывая губу. Я глубоко вздохнула, присела рядом с Анжеликой и стала утешать ее:
– Все в порядке. Я не оставлю вас одну. Постарайтесь расслабиться, доктор сейчас придет.
Наконец в комнату вошел Антуан Дакин, лейб-медик короля. Губы и пальцы его были перепачканы жиром, а в руке он держал недопитый бокал вина. Его тяжелый парик сбился набок, обрамляя рыхлое лицо со следами оспы и отвисшими брылями щек.
Он приподнял покрывало, мельком взглянул на лужу крови, в которой лежала Анжелика, и нахмурился при виде крошечного мертвого тельца.
– Что вы с нею сделали, мадемуазель, раз вызвали такое кровотечение? – требовательно обратился он ко мне.
– Ничего! Я застала ее в таком виде. Я лишь помогла ей лечь в постель.
– Если аборт совершен после того, как ребенок начал двигаться, это считается убийством.
Я оперлась рукой о ночной столик.
– Очевидно, мадемуазель де Фонтанж даже не подозревала о том, что беременна. Я, во всяком случае, совершенно точно не знала об этом! Равно как и не сделала ничего такого, кроме того, что помогла ей добраться до постели и вызвала вас. Она потеряла много крови. Ее платье буквально промокло насквозь.
Он склонился над Анжеликой.
– Мадемуазель! Что вы сделали? Вы не хотели иметь ребенка? Убить собственное дитя – это тяжкий грех. Почему вы так поступили? Быть может, вы выпили какое-либо снадобье? Или ввели в себя какой-либо металлический инструмент? Кто помогал вам?
Лицо Анжелики заливала такая смертельная бледность, что даже ее полные губы были незаметны на нем.
– Нет! Я не причинила вреда ребенку. Я не знала… Мне просто стало плохо… А потом хлынула кровь… Мне показалось, будто демоны разрывают меня на части.
– Все в порядке, все хорошо, – я погладила ее по встрепанным волосам, убирая их ей со лба.
Дакин метнул на меня подозрительный взгляд, а потом силой уложил Анжелику обратно на подушки.
– Очень хорошо. Сейчас я пущу вам кровь, чтобы удалить дурную телесную жидкость из вашего тела. Мадемуазель, раз уж вы здесь, то можете помочь и подержать вот этот таз.
– Но она и так потеряла много крови.