Старая сказка

– Но ведь от этого не будет никакого вреда… А у меня появились бы новости, которые я смогла бы передать маркизе де Монтеспан.

Он покачал головой.

– Не стоит вам наблюдать за допросами, мадемуазель, вы слишком молоды для этого. Но, если хотите, я стану сообщать вам все, что мне удастся узнать.

– Бертран, вы – прелесть! Я похлопочу о том, чтобы вы получили место при дворе!

– Я бы предпочел получить место в замке Шато де Казенев. В деревне мне как-то сподручнее.

– Я непременно напишу сестре, – пообещала я. – Она теперь баронесса де Казенев и найдет вам работу по душе.

Он кивнул, рассыпался в благодарностях и ушел, оставив меня обрызгивать комнату и матрас настойкой руты. Воняла она ужасно. Я поднесла к носу ароматический футлярчик, но он не помог заглушить отвратительный запах. Усевшись на скамью, я перечитала газету, но обнаружила, что мне трудно сосредоточиться на статье. Что это я слышу – слабые крики? А это что – негромкий плач? Или же это всего лишь ветер, завывающий в башнях Бастилии? Едва стемнело, я дрожащими руками зажгла свечу и легла на свою сырую постель, свернувшись калачиком. Меня тошнило от страха.

Каждый день мой гасконский тюремщик приносил мне корзинку простой еды и обрывки новостей. Герцога де Люксембурга допрашивали первым, сообщил мне Бертран. Никто не знал, в чем его обвиняют, но говорили, что он заключил сделку с дьяволом, дабы стать неуязвимым на поле брани, обожаемым и состоятельным, подобно королю, равно как и заставить женщин бросаться к его ногам в порыве страсти. Ходили слухи, что он принимал участие в черных мессах и оргиях, но, учитывая, что он был потомственным аристократом, в такую ерунду мне верилось с трудом.

На следующий день Бертран сообщил мне, что стражники потешаются над допросом, устроенным герцогине де Фуа. Ее письмо было найдено в доме Ля Вуазен, и в нем герцогиня подвергала сомнению действенность купленного ею снадобья для увеличения размера груди. Она писала ведьме: «Чем сильнее я втираю его, тем хуже они растут!»

– Не могли же ее обвинить в этом? – заметила я.

Бертран пожал плечами.

– Ее отпустили после того, как задали всякие вопросы о том, что еще она покупала у ведьмы, но она твердила, что больше ничего.

Через несколько дней состоялся допрос принцессы де Тингри, которая вышла из следственной комнаты вся в слезах после того, как, по словам Бертрана, ее обвинили в том, что она трижды сделала аборт – все дети были от герцога де Люксембурга, – высушила младенческие трупики, растерла их в порошок и использовала в заклинаниях.

– Но это невозможно. Она – принцесса!

– Очень многие придворные дамы уже предстали перед судом, – сумрачно ответил Бертран. – А сегодня, насколько я знаю, настанет и ваша очередь.

Я в страхе схватила его за руку.

– Бертран, меня… меня не будут пытать, как ты думаешь?

Он неловко передернул плечами.

– Не могу знать. Такую милую дамочку, как вы? Нет, не думаю. Разве что они сочтут вас виновной.

Я принялась дрожащими руками приводить себя в порядок, жалея о том, что не могу вымыться и надеть чистое платье. Меня преследовал запах настойки руты, который казался мне запахом страха и отчаяния. Я расправила и отряхнула измятую юбку, накрасилась и попыталась расчесать всклокоченные волосы пальцами, а потом и заколоть их, не имея возможности посмотреться в зеркало.

Из камеры меня вывел Бертран, и он же повел меня в центр Бастилии. Ковыляя по сумрачным коридорам, я то и дело слышала доносящиеся из камер плач и стоны, а однажды, откуда-то с нижних этажей, долетел душераздирающий крик, от которого у меня кровь застыла в жилах.

– Испанский сапог, – заметил Бертран. – Ломают кости.

Я поднесла ладонь ко рту и пошатнулась, едва не упав. Бертран поддержал меня под локоть и заставил присесть на маленькую скамеечку в углу.

– Сделайте глубокий вдох, – посоветовал он мне. – Помните, гасконцы смеются даже в аду.

Я опустила голову, глубоко дыша полной грудью. В это мгновение дверь распахнулась, и на пороге остановилась невысокая черноволосая женщина в сверкающем бальном платье, драматическим жестом раскинув руки в стороны.

К ней бросилась толпа разряженных в пух и прах придворных.

– Мадам! Какие новости?

Это оказалась герцогиня де Бульон. Пухленькую и круглолицую, с живыми и кокетливыми черными глазами, ее часто называли самой красивой из мазаринеток. Ее любовные интрижки стали притчей во языцех, и именно по этой причине король выбрал ее в качестве первой любовницы для своего сына, дофина. Ее любовник, герцог де Вандом, приходился кузеном королю и племянником ее супругу, а также, по слухам, являлся отцом ее младшего сына. К своему невероятному изумлению, в обступившей ее толпе я разглядела и супруга, и любовника.

– Что они у вас спрашивали? – нервно поинтересовался у нее любовник.

– Мне задали очень много вопросов. Право слово, никогда бы не подумала, что мужчины, априори считающиеся умными, способны спрашивать такие глупые вещи.

– И что же это были за вопросы? – осведомился супруг.