Старая сказка

Не просто держались за руки и давали обет хранить друг другу верность, хотя и это тоже имело место. Нет, нас обвенчал священник в церкви, и пламя свечей озаряло наши лица, когда мы клялись поддерживать и любить друг друга и в горе, и в радости, пока смерть не разлучит нас. На венчании в качестве свидетеля присутствовала моя сестра, утиравшая платочком слезы радости. Нанетта хлюпала носом рядом с нею, маленькая дочка Мари – моя племянница, которую я до того ни разу не видела – держала в ручонках букет цветов и рассматривала меня блестящими от любопытства темными глазенками.

Тогда мы действительно полагали, что перехитрили всех.

– Можно добиться чего угодно, – сказала я ему, – нужно только очень сильно захотеть и набраться смелости.

Шарль был моей единственной любовью, той самой, которую я ждала и о которой мечтала всю жизнь. Ах, если бы только я не спешила жить! Если бы я проявила терпение. Если бы я вела себя, как благочестивая, порядочная, респектабельная девица, какой меня хотели видеть окружающие, может быть, тогда бы нас оставили в покое. Если бы от меня исходил аромат роз, а не запашок скандалов, колдовства и секса, то сейчас, быть может, я уже была бы пожилой замужней матроной, вокруг которой бегала бы целая орда маленьких Шарлей и Шарлотт-Роз, а не одинокой женщиной средних лет, заточенной в ветхом монастыре посреди Богом забытой глухомани.

Вот только влюбился бы в меня Шарль, если бы я была набожной и респектабельной? И были бы у нас те безумные месяцы танцев в Марли[171], охота в лесах Фонтенбло и тайные встречи в садах Версаля, где мы занимались любовью? Были бы у нас те несколько дней, когда сам король величал меня «мадам де Бриу», и мне казалось, что наконец-то я нашла тот маленький уголок мира, который могу назвать своим собственным?

Но я ни о чем не жалею. Если бы я не видела смерть и не намерена была ухватить жизнь обеими руками, если бы не пыталась стать творцом собственной судьбы, если бы не научилась брать и отдавать, если бы не стремилась любить со всей страстью своей души, то разве полюбил бы меня Шарль?

Не думаю.

Версаль, Франция – октябрь 1685 года

– Что будем делать сегодня, Шарль? – поинтересовалась я, присоединяясь к своему возлюбленному во дворе Пале-Рояль. – Денек-то какой чудесный!

– Я вижу, ты намерена прокатиться верхом, – коротко улыбнувшись, ответил он, кивая на мой темно-зеленый костюм для верховой езды.

– Предлагаю устроить пикник, – сказала я. – Лес осенью особенно красив, а совсем скоро сидеть на земле будет уже холодно… или лежать, если на то пошло. – Шарль не отреагировал на мою лукавую улыбку, и я нахмурилась. – Что-то случилось?

– Давай и в самом деле поедем в лес. Там нам никто не помешает.

– Очень хорошо, – согласилась я, обескураженная его видом. Шарль показался мне сдержанным и отстраненным. – Обожаю галоп!

Вскоре мы уже мчались по мягкой зеленой траве под толстыми искривленными ветвями древних дубов и буков. Из-под копыт лошадей взлетали оранжевые и багряные листья, а те, что еще оставались на деревьях, образовали разноцветный навес над головой. По стволу дерева наверх взлетела белка, похожая на стремительный сгусток огня.

– Какая прелесть! – воскликнула я. – Как же мне нравится бывать в лесу! Мне бы хотелось скакать и скакать с тобой без конца.

Шарль улыбнулся, но это была совсем не его обычная, беззаботная улыбка. Он вдруг показался мне бледным и напряженным. Я натянула поводья, останавливая лошадь.

– Шарль, что случилось? Ведь я же чувствую: что-то произошло.

Он спешился, закинул поводья на сухую ветку поваленного дерева и протянул мне руки, помогая слезть на землю Я разогнула колено, сняла его с луки седла и соскользнула к нему на грудь. На мгновение он прижал меня к себе, а потом шагнул назад, жестом приглашая присесть рядом с ним на бревно.

Я отказалась.

– В чем дело? Кто-то умер?

– Ma cherie, я должен сообщить тебе кое-что. Король… король подписал закон об отмене Нантского эдикта.

Земля ушла у меня из-под ног.

– Что?

– Ты слышала меня. Теперь быть протестантом незаконно. Все гугеноты должны обратиться в католическую веру или же подвергнуться риску быть сожженными на костре. Все протестантские церкви будут снесены. Все протестантские школы будут закрыты. Библии и псалтыри будут сожжены.

– Это какая-то шутка.

– Мне очень жаль, ma cherie. Я примчался к тебе, как только узнал обо всем.

– Он не мог так поступить! – Ноги у меня подогнулись, и я выставила руку, ища опору, пытаясь не упасть.

Шарль схватил меня за руку и привлек к себе, чтобы я могла на него опереться.

– Дело сделано. Закон подписан сегодня утром.

– Но во Франции сотни и тысячи гугенотов! Они же ринутся за границу. Они иммигрируют в Нидерланды, или Германию, или еще куда-нибудь. Из страны уедет добрая половина мастеровых и купцов! Он что, не понимает, что делает?