Старая сказка на новый лад (сборник)

— Вот по этой дороге, от этих трёх сосен и пойдешь к лесу дремучему, к девяти дубам вековым. На этих девяти дубах логово Сына Одихмантьева, прозываемого в народе Соловьём-Разбойником. Он то тебя увидит ещё от трёх сосен, но проказничать не станет, коли ты пешим будешь…

— А еслиб на коне? — перебил я Тугарина.

— А ежелиб на конеээ? Тогда он надует свои щёки, как тучи, да как задует, коня то из-под всадника и вырвет, и унесёт прочь! Да так это всё быстро, что всадник и опомнится не успеет, а уж на дороге сидит!

Тугарин замолчал.

Я соскочил на землю, отвязал суму от седла и потрепал Серко — Свидимся ли?

— Что ты принц?! Конечно свидимся — Тугарин соскочил с коня, шагнул ко мне, и мы обнялись.

— Ну братцы, пойду! — Я закинул котомку на плечо и направился к трём соснам, верхушки которых маячили впереди.

Всадников, Одихмантьев сын, заметил уже давно. Озирая округу из своего логова на девяти дубах, разглядел две движущиеся точки на горизонте. Зрение у Разбойника было соколиное! Он ждал, пока точки не обрели очертания всадников и потёр руки — Славно! Хоть сегодня позабавлюсь!

— Акулина!

Из терема, на седьмом дубе, выглянула девка — Ты звал, тятя?

— Акулинушка, а поди-ка сюда, душенька.

Акулина, аки птичка резвая, вспорхнула к папаше на пятый, самый высокий, дуб.

— Присмотрись милая, не узнаешь ли кого из тех двоих, что подъезжают к Муромской со стороны Тридесятого?

Акулина всмотрелась — Тугарина-младшего знаю, а второй не знаком мне. Да он — она прищурилась — он, тятя, не наших будет!

Разбойник скривился — Тугарин? — и вздохнул — Тугарин знает мои шутки. Значит пешими пойдут.

— Нет тятя, не пойдут!

— Каак! — встрепенулся Разбойник.

— Тугарин возвертается, а к соснам идёт, энтот, пришлый.

До сосен я дошёл минут за сорок. Постоял в тени и двинулся дальше.

Девять дубов уже маячили вдали, увеличиваясь с каждой сотней шагов.

Ещё сорок минут ходьбы, и я отчётливо вижу терема на дубах.

Не знаю, из каких глубин памяти всплыла эта песня, она прямо рвалась наружу, и я затянул во сё горло!

Пошла девка жито жать,
Солдат снопики вязать,
Соловей, соловей, пташечка…
Канареечка жалобно поет.

Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда,

Канареечка жалобно поет.
Девка пол снопа нажала
Солдат холодок нашел.
Соловей, соловей, пташечка…
Канареечка жалобно поет

Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда,

Канареечка жалобно поет.
Бросай, девка, жито жать,
Пойдем в холодок лежать
Соловей, соловей, пташечка…
Канареечка жалобно поет.

Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда,

Канареечка жалобно поет.
Мне мамашенька сказала,
Чтобы я копну нажала,
Соловей, соловей, пташечка…
Канареечка жалобно поет.

Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда,

Канареечка жалобно поет.
Пока копну не нажну
Я с тобою не пойду.
Соловей, соловей, пташечка…
Канарее…

Земля вздрогнула под ногами. Передо мной стоял мужичонка, с виду неказист и простоват, а где-то мелькнуло, и "глуповат!".

"Ни хуясе сиганул!" — до дубов было с полсотни шагов, а верхушка самого высокого скрывалась за облаками.

Мужичонка щурился и плутовато улыбался в всклокоченную бороду — Кто таков? Как звать-величать? Из каких заморских стран? Куда путь держим?

— Принц я. Зовут меня Роман сын Григорьев. Родом из стран заморских. Иду из Тридевятого Царства, а путь мой в Тридесятое Царство.

— Путь в Тридесятое Царство лежит через Пучай-Реку да Калинов мост. Как же ты хочешь перейти через Калинов мост? Как же ты будешь биться со Змеем Семиглавым огнедышащим, да с Кощеем Бессмертным, да с Мораной?

— А и хотел я попросити у тебя, Одихмантьев Сын, дать мне в проводники перевозницу, дочь твою богатырскую.

— Акулинка! — позвал Разбойник.

Земля дрогнула ещё раз, а рядом с Разбойником, будто из-под земли выросла, стояла девка, богатырского роста и телосложения. Если я добавлю, что личиком Акулинка была просто красавица писаная, то вы поймёте моё восхищение!

— Мил человек, — обратился ко мне Разбойник — что за песню ты распевал? Никогда раньше такой не слыхивал.

— Песня эта называется "Соловей, соловей, пташечка".

— Приинц, напой песенку ещё раз, не откажи. Акулинка моя поможет тебе перебратися в Тридесятое. Я с первого разу не запомнил, токмо слушал. Уважь приинц!

Я затянул песню, а Разбойник, закрыв глаза и шевеля губами, слушал.

Я допел.

Соловей открыл глаза — Уважил, приинц! Отдохни в моём тереме от пути дальнего, отведай моих угощений, а потом Акулинка спровадит тебя в Тридесятое.