— Ты коноплю нюхал, Тугарин?
— Так тебе разве не сказали в Тридевятом?
Я лихорадочно соображал, вспоминая кого и куда трахал в Тридесятом.
— Царевна-Лягушка родила тебе дочь. Ты разве не знал, принц?
— Так, аа… как же Иван-Царевич? Он же вроде стрелу пускал? — спросил я совершенно невпопад, на что Серко уже откровенно фыркнул!
Тугарин-Младший тоже заулыбался.
— Я сватался к Забаве, но она только тобою бредила, принц.
Я встрепенулся — А давно Забаву похитили?
— Полная луна и шесть дён прошло, как — ответил он.
— Так что ответишь, принц? — видя, что я молчу, снова обратился он ко мне.
— Тугарин, дружище, дай хоть на дочь взглянуть сначала, что ж ты насел то на меня?
Тугарин улыбнулся и больше мы не говорили.
Тридесятое возникло перед моим взором, будто из-под земли выросло.
Без колдовства тут, явно, не обошлось!
Глава двенадцатая. Псих
На сей раз, нас, или меня, и ждали, и встречали.
Встречал лично Карла!
Когда я спешился, подъехав к воротам, он пошёл ко мне, улыбаясь и протягивая для приветствия обе руки.
Я с удивлением смотрел на Карлу: бороду он сбрил и подрос на пару вершков*, ибо был теперь одного со мной роста!
Мы обнялись, похлопывая друг друга по плечам.
И я не удержался — Карла Петрович, а борода то как же?
— Эээх принц! — Карла закручинился — Что толку с неё, если Забаву я не уберёг — его глаза потускнели и весь он как-то сник и ужался.
— Но ты вырос, Карла Петрович?!
— Да принц, и сам удивлён немало. Ну, с дороги в баньку? Тугарин, возьми коня у принца, да отведи в денник, пусть отдохнёт.
Тугарин уводил Серко под уздцы и тут я вспомнил — Карла Петрович, а не сделаешь ли доброе дело для моего коника? Не найдётся ли в твоём табуне кобылка для Серко? А то казус у нас приключился: поимел я его кобылку в Тридевятом, а она и обратись девушкой…
— Ох и охотник ты до девушек, принц! — Карла качал головой и улыбался — Найдётся кобылка для Серко, не переживай. А вот скажи-ка мне — он приблизил лицо к моему и произнёс вполголоса — трахнешь мою Шемаханскую? — его глаза хитро блеснули — Дашь на дашь, так сказать.
Хоть и были свежи воспоминания о прошлых моих похождениях, но я всё же опешил.
— Прииинц! — Карла тронул мою руку — Уважь, дружище! Ну заводит меня до исступления, когда Шемаханская трахается на моих глазах с незнакомцем!
— Да какой же я незнакомец, Карла Петрович? Ведь все во дворце у тебя помнят меня!
— Что ты, что ты! — Карла всплеснул руками — Тебя помнят только Людмила да Царевна-Лягушка, да и то потому, что понесла от тебя и родила дочь.
— Вот кааак. А ты, значит, будешь смотреть, как я… как мы…
— Вот и славно! Отдохнёшь с дороги или сразу в баньку?
— В баньку, конечно.
— Ну, ступай принц. Людмила принесёт чистое бельё, а твою одёжку выстирает. Если захочешь её, не стесняйся, банник проказничать не станет. Пойду Людмиле скажу, то-то рада будет бабёнка.
Он пошёл к домику Людмилы и Руслана, а я в баньку.
Банник не забыл меня и даже очень обрадовался.
— Большая тебе благодарность принц! — он высунул свою бородёнку из-под полка — За братца моего непутёвого.
— Каак? — удивился я — Откуда ж ты знаешь то об этом? Ведь и трёх дён не прошло ещё!
— Ээээ, принц! — он прятал улыбку в бороду — Да мы уж с братцем и встретились, и всплакнули, и поговорили, и тебя перед Родом славили.
Скрипнула дверь в предбаннике.
— Кого это там принесло? — банник выскочил из-под полка и к двери.
Мне почему-то стало неловко перед ним.
В дверь стукнули три раза.
— Людмила! — похоже банник видел сквозь стены — А ты чего здеся забыла, жена мужняя?
Дверь приоткрылась, и я увидел Людмилу.
Она нисколько не изменилась: всё та же красота зрелой женщины, сочные губы и пышная грудь.
Увидев меня, она замерла и побледнела, и мне показалось, что сейчас лишится чувств.
— Людмила! — она пала в мои объятия…
— Ты уж извини, банник, она меня помоет.
Банник без лишних слов спрятался под полок.
Людмила тёрла меня мочалкой, ополаскивала, хлестала веником, ластилась и мы не удержались, забыв про банника!
Я лежал на полке, раздвинув ноги, она стояла надо мной на коленях, попой к моему лицу: я сосал её возбудившийся клитор, а она сосала мой возбудившийся член. В этой позе мы оба и кончили…
— Отдохни Роман Григорьевич, я постираю твою одёжку.
Я распахнул дверь и лёг на лавочку в предбаннике.
Смеркалось.
И опять я заметил странное, похожее на электрическое, свечение окон дворца.
Вышла Людмила и присела на лавку у меня в ногах.
— Принц, уж не за Забавой ли посылает тебя Карла в Тридесятое?
Мне показалось, что в голосе Людмилы таится страх.
— Пока ничего не говорил, только Шемаханскую попросил отъебать!
— Нууу, это само-собой! Она тогда всё хотела тебя попробовать, всё выспрашивала у меня. Даже — Людмила невесело усмехнулась — даже просила Карлу пустить к тебе в темницу.
— она помолчала — Ты будь с нею грубым, как со мной тогда, даже пуще! Она тогда подчинится тебе и будет, как шёлковая. А ежели не смогёшь её переломить — Людмила покачала головой — очарует она тебя, и будет являться каждую ночь и мучать, и выматывать, так, что станешь ты тенью ходячей…