Я застыл, скованный неведомой силой, напрасно пытаясь разглядеть его и понять, что он бормочет.
Видение исчезло, наваждение спало, и я вернулся к берегу Мары. Разжёг костерок, развернул самобранку и поужинал. Не стану утомлять вас, расписывая яства, но четушка Путинки была!
— Серко, не уходи далеко — я разбросал и затоптал угольки и, постелив скатёрку, улёгся на неё и…
И проснулся!
Солнце уже приподнялось над верхушками деревьев на другом берегу Мары. Есть не хотелось, только пить и, напившись из Мары, я оседлал Серко, и мы двинулись в путь.
Всё те же тучи, нависшие над головой, всё тот же ветер, упруго бьющий в лицо, только сегодня я один и нет соколов.
Мара почернела, и сильный ветер всё гнал и гнал волну против течения. Серко сам переходил с рыси на шаг и обратно и, за весь день, только раз и молвил — Пить хочу, принц!
Я соскочил и пошёл вперёд, а он, подойдя к воде, жадно и много пил, шумно отфыркиваясь. Догнав меня, шёл рядом. Так мы прошли в молчании версты две.
— Так и будем пешочком топать до морковкина заговенья? — Серко остановился.
— Тебе же даю отдых.
— Да я и не устал совсем.
Я сел в седло, и он пустился галопом.
И опять, к вечеру, мы остановились на ночлег в том же месте, где останавливались и в первый раз.
Серко щипал траву, а я приканчивал четушку, закусывая "Докторской" и всматриваясь в весело трепыхающийся на ветру костерок.
Затоптав угли и дождавшись, когда они остыли и не обжигали приложенной к земле руки, я расстелил скатёрку.
— Ты, наверное, спрячься в лесочке — сказал я Серко, укладываясь спать.
Даже не знаю, почему я это сказал, но Серко, послушно и молча отошёл к берёзовому околку.
Принц спал, закутавшись в скатёрку.
Когда темень достигла состояния, о котором говорят — хоть глаз выколи — явились три волколака.
Ветерок тянул к лесочку и Серко насторожился, учуяв оборотней, но запах не нёс угрозы, и он успокоился.
Матёрый всматривался в принца, поблёскивая фосфоресцирующими зенками.
— Может полакомимся коником? — подал голос оборотень помоложе.
— Велено сторожить принца, дурень! — хрипло просипел Матёрый и улёгся.
Они ушли перед рассветом, бесшумно растаяв в тумане, плывущем от Мары.
Я проснулся от того, что продрог. Густой молочный туман окутывал всё вокруг и Мары не было видно, хотя до воды, всего лишь несколько шагов.
Я сел — Серко!
— Здеся я, принц — его морда высунулась из тумана словно из-под воды вынырнула.
— Как же мы поедем-то? — озадачился я — чего доброго в Мару забредём.
— Сейчас ветер поднимется и разгонит туман. — Серко помолчал и добавил — Ночью оборотни приходили, сторожили тебя!
— Карла послал, наверное — я задумался, вглядываясь в туман, колыхавшийся и скрывающий, так казалось, то ли опасность, то ли… — но об этом думать не хотелось.
С противоположного берега Мары потянул ветер и разметал туман, разрывая его клочьями.
В горле пересохло и я, напившись воды и свернув скатёрку, подошёл к Серко.
— Ну что, в путь?
— Я готов!
Где-то через полчаса туман окончательно рассеялся и… небо над головой было без облачка, и над лесом, на противоположном берегу Мары, поднималось солнце.
На душе стало веселее и я даже начал припевать — Скажите, девушки, подружке вашей, что я ночей не сплю, о ней мечтая, что всех красавиц она милей и краше, я сам хотел признаться ей, но слов я не нашел…
Серко шёл крупной рысью, меня потрясывало, и я перестал петь.
Всадников мы увидели одновременно!
Серко сбавил бег, а потом и вовсе стал.
Всадники были ещё далеко и сосчитать их не было возможности.
Я соскочил на землю и тронул Серко — Давай-ка дружок, отойди на безопасное расстояние — но он медлил — Давай, давай! — похлопал я его и Серко, развернувшись, потрусил, удаляясь от меня.
Всадники приближались, и вот я уже смог сосчитать, и насчитал восемь.
Восемь всадников для меня не представляли опасности, я расслабился и пошёл навстречу.
Всадники были вооружены, но луки в налучьях притороченных к сёдлам.
Когда я уже мог разглядеть их лица, скакавший впереди, полуобернувшись, что-то бросил следовавшим за ним и они, перейдя на шаг, развернулись.
Он соскочил с коня, шагнул ко мне и протянул руку — Тугарин — я с удивлением на него смотрел — Младший — добавил он с усмешкой, и я пожал его руку.
Тугарин-Младший был статен и хорош собой: чуть раскосые карие глаза и кожа, цвета слоновой кости, выдавали азиата. Чёрные, вьющиеся волосы, стянутые чёрной повязкой, ниспадали на плечи.
— Карла Петрович выслал?
— Да! — и он свистнул, подзывая Серко.
Серко подошёл к жеребцу Тугарина, и они ткнулись мордами — поздоровались или познакомились?
— Отдохнёшь принц или в путь? — спросил Тугарин.
— Потом отдохну, едем!
Мы ехали шагом, наши кони шли рядом.
Тугарин взглядывал на меня, словно собираясь о чём-то спросить.
— Спрашивай! — не утерпел я.
— Дозволь, Роман свет Григорьевич, просить руки твоей дочери? — Тугарин-Младший внимательно на меня смотрел.
Он меня ошарашил?! Не то слово! Я, наверное, впал в состояние ступора, даже Серко прянул ушами и, поворотив морду, косил на меня глазом.