Старая скворечня (сборник)

18 февраля. В пятницу прибежала из института, сообщили: только-только. Ну надо же — так и не встретились! Такая досада! Все губы в кровь искусала. А потом опять до самого воскресенья: любит — не любит? Будет — не будет? Но и сегодня не пришел — репетирует. Надо готовиться к госэкзаменам, а я сижу и мечтаю… Заметила одну закономерность: если у Н. К. много народу и я вижу его среди шумного сборища актеров, то он становится для меня удивительно чужим, далеким, недоступным. Чем ближе к нему эти люди, тем дальше он от меня. И наоборот: когда я не вижу окружения, а остаюсь наедине с ним, то все становится просто и ясно.

25 февраля. Я люблю его! Я не могу жить без него. Хочу видеть его усталое после спектакля лицо, гладить его морщины.

3 марта. Полное сближение с Н. К. Сначала она смотрела на меня как на вторую домашнюю работницу. „Сбегай, Леночка, в магазин, принеси“, „Приготовь нам кофе, Леночка“. А как только пронюхала о наших встречах с В. В., так сразу изменилась. Полная победа, да что толку…

30 марта. Март прошел тревожный и бесплодный: 4, 5, 14… Был В. В. — непередаваемо красив, ласков, но грустен. Учил, как отец: „Леночка, бойтесь вежливых людей, а еще больше бойтесь подхалимов и пролаз“. Рассказал о директоре театра Л. Был юбилей какого-то большого начальника (ложа в театре!). Стремясь излить свои подхалимские чувства высокопоставленной особе, которая может и обласкать и покарать, этот Л. сломя голову побежал на телеграф (а ведь телефон под рукой; только телефон телефоном, а то телеграмма, да еще на красочном бланке, так делают все) и излил на ленте свои чувства. Вернулся с телеграфа, а у него сидит М., озабоченный. „Ты чего грустный?“ — спрашивает Л. Тот ему: „Знаешь, сняли с работы К. (того самого большого начальника)“. — „Да ну?!“ У Л. — волосы дыбом. Бегом, вприпрыжку Л. снова побежал на телеграф: „Верните телеграмму!“ А там смеются: „Телеграф на то и есть, чтобы сообщать все быстро. Ваша телеграмма уже доставлена“.

7 апреля. Смятая постель, на полу одиноко валяется пара элегантных дамских туфелек — моих туфелек. Полдень. А хозяйка этих туфелек только что изволила сбросить с себя тяжелые сны. Она поздно легла вчера. Когда в 2, 3, 4? Не знаю. После спектакля В. В. пошел меня проводить. Тверской бульвар. Пушкин с поникшей головой. „Вы куда, Леночка, собираетесь на преддипломную практику?“ — „В Красное, на Волге. Там старинная промысловая артель“. — „У нас в Плесе дом отдыха. Это рядом. Можно я к вам приеду?“ Ля-ля-ля! В Испании, в Испании — далекой стороне… В конце Гоголевского бульвара повернули обратно. Снова Александр Сергеевич укоризненно качает головой. Да так и провожались до рассвета. Уже стало светать, у самого Вражка сели на скамейку. Ни души. Снова „этюд“, но уже без психологии. Тихо, шепотом: „Леночка, я люблю вас!“ Качаю головой: „Повторите, не поняла“. Повторено еще раз. В третий и четвертый раз… Рука скользит (зачеркнуто), как ножом режет… Отвела руку, встала: „А жена как же? А сын?“

Стучала каблучками по тихому переулку и ревела навзрыд. Дура!

8 апреля. Все утро думала о В. В. На сцене он необыкновенный человек: поэт, бог — я не знаю кто! Такого, каким он является передо мной на сцене, я люблю. А в жизни, как я имела случай убедиться не раз, он такой же, как и все, даже скучнее, чем иной смертный. Видимо, актер сгорает на сцене, отдает себя всего роли, игре — и для жизни не остается сил. Быть интересным на сцене и в жизни, на две жизни у В. В. сил не хватает. На две жизни сил может хватать только у гения.

9 апреля. Была дома. Мать хворает, вторую неделю пс играет на сцене. Отец — навеселе; малюет декорацию к „Снегурочке“. К. не было, а М., кажется, уже беременна.

20 апреля. Великий соблазн… Будет — не будет? Вдруг слышу будто его голос? Заглянула к Н. К. Он здесь! Опять, как на даче, страшное наваждение. Хочется послать все к черту, окунуться головой в бездну, а там будь что будет! О коварный Мефистофель!..

25 апреля. Валя приехала. Очень изменилась. И то — сколько же ей пришлось пережить! Объяснения с первой женой его, дележ ребят. Теперь они в Курске, на новом месте. Кроме Вали, у меня не было тайной подруги, все доверяла только этой книжице. Очень хочется рассказать Вале про В. В. Да боюсь — она сама обожглась, — начнет отговаривать.

28 апреля. 1: 0 в нашу пользу! Сдала историю искусства.

2 мая. Ну где еще найдется такая сумасшедшая бродяжка! Так, с бухты-барахты, взяла и поехала в Т., где его дача. И бродила одна до темноты в лесу. Все думала — встречу его. Дышала запахами молодой травы, любовалась тишиной и светом. А небо! Да это же черт знает что такое! Все прошло — все сомненья, тревоги, боязнь будущего… Пусть только он придет! Забралась в самую глушь, еле-еле нашла дорогу обратно. Кажется, еще вчера шла по этой дороге… Опустошенная до дна, шла и ничего не видела, кроме утрамбованного снега под ногами. Шла без надежд, словно все замерло и остановилось. Казалось, нечего больше ждать, все прошло — и эти голые березы… А потом ожила, оттаяла. И снова весна, и на березах клейкие листочки.