— Хидэо серьезный юноша и с характером, — промолвил Такитиро, как бы продолжая вслух беседу с самим собой. — На такого вполне можно положиться, хотя и молод.
— Вы так считаете? Благодарю, — спокойно ответил Сосукэ. — Ничего не скажу: в работе он прилежен, а вот с людьми не ладит… Груб, неотесан… Просто иногда боюсь за него.
— Не это главное, хотя мне тоже на днях, как ты помнишь, от него досталось, — без обиды, скорее даже весело сказал Такитиро. — Не стоит на него сердиться, такой уж нрав… Кстати, почему вы пришли только вдвоем с Хидэо?
— Можно было позвать и младших, но тогда пришлось бы остановить станки. К тому же я подумал: вот походит среди этих лавров, полюбуется природой, может, его характер смягчится…
— Аллея в самом деле чудесная. А знаешь, Отомо, я привел сюда Сигэ и Тиэко, в общем-то, по совету Хидэо.
— Как это? — Лицо Сосукэ выразило недоумение, — Значит, он захотел поглядеть на барышню?
— Нет-нет, вовсе не в этом дело! — Такитиро испуганно замахал руками.
Сосукэ оглянулся. На некотором расстоянии от них шли Хидэо и Тиэко, а вслед за ними — Сигэ.
Когда они вышли за ворота ботанического сада, Такитиро предложил:
— Отомо, поезжай-ка на нашей машине. Отсюда до Нисидзина рукой подать, а пока она вернется, мы еще немного погуляем вдоль реки…
Сосукэ остановился в нерешительности, но Хидэо сказал:
— Спасибо, мы воспользуемся вашей любезностью. Сначала он усадил в машину отца.
Машина тронулась, Сосукэ приподнялся с сиденья и вежливо поклонился Такитиро и его спутницам. Хидэо же то ли слегка склонил голову, то ли нет — понять было трудно.
— Забавный юноша, — сказал Такитиро, с трудом подавляя смех: он вспомнил, как влепил ему пощечину. — Тиэко, как тебе удалось увлечь этого юношу беседой? Не иначе он питает слабость к молоденьким девушкам.
Тиэко смущенно опустила глаза:
— Говорил он, а я только слушала. Я и сама сначала подумала: отчего это он так разговорился, а потом мне стало даже интересно…
— Не влюбился ли он в тебя? Знаешь, Хидэо сказал мне, что ты прекрасней статуй Мироку в храмах Тюгудзи и Корюдзи… Представляешь, каков чудак?
Слова отца привели Тиэко в смятение. Ее лицо и даже шея порозовели.
— О чем он рассказывал? — спросил Такитиро.
— Кажется, о судьбе ручных станков в Нисидзине.
— Вот как? О судьбе? — задумчиво произнес Такитиро.
— Конечно, слово «судьба» предполагает разговор непростой, но… в общем, о судьбе, — подтвердила Тиэко.
Они шли вдоль Камогавы по дамбе с сосновой аллеей. Такитиро спустился к реке. Здесь, внизу, он вдруг отчетливо услышал звук переливавшейся через плотину воды.
У самой реки на молодой траве сидели молодые парочки; пожилые люди подкреплялись принесенной из дома едой.
На противоположном берегу, пониже шоссе, тянулась прогулочная дорожка. За редкими вишнями, ярко зеленевшими после цветения молодой листвой, виднелась гора Атаго, рядом с ней — Западная, а чуть выше по течению — Северная гора. Там был заповедный участок, где специально сохранялся естественный пейзаж.
— Присядем, — предложила Сигэ.
Неподалеку от моста Китаодзи сушились на траве ткани юдзэн.
— Хорошая нынче весна, — сказала Сигэ, оглядывая окрестности.
— Послушай, какого мнения ты о Хидэо? — обратился к ней Такитиро.
— Что вы имеете в виду?
— Если принять его в нашу семью?..
— Что?! Так сразу?..
— Человек он достойный.
— Это верно, но вы поинтересовались мнением Тиэко?
— Разве она не говорила, что готова во всем беспрекословно подчиняться родителям? Не так ли, Тиэко? — Такитиро повернулся к девушке.
— В таком деле нельзя настаивать. — Сигэ тоже поглядела на Тиэко.
Тиэко сидела на траве, опустив голову. Перед ее глазами всплыл образ Синъити Мидзуки — не нынешнего, а того мальчика, который в праздник Гион ехал на колеснице в старинной одежде храмового прислужника, с подведенными бровями, алыми от помады губами и набеленным лицом. Таким его вспомнила Тиэко. В ту пору она и сама была несмышленой девчушкой.
КРИПТОМЕРИИ НА СЕВЕРНОЙ ГОРЕ
Еще исстари, с хэйанских времен, так повелось в Киото: когда говорят «гора» — это значит прежде всего гора Хиэй, а когда говорят «празднество» — в первую очередь подразумеваются праздники храма Камо.
Минул уже Праздник мальвы[25]
, который отмечают пятнадцатого мая.С тысяча девятьсот пятьдесят шестого года в Праздник мальвы к торжественному шествию во главе с императорским послом добавилась процессия, возглавляемая юной принцессой, — в память о старинном ритуале, когда принцесса, прежде чем посвятить себя служению в храмах Камо, совершает омовение в реке Камогава. В церемониальном наряде из двенадцати кимоно принцесса восседает в возке, запряженном быками. За ней следуют в паланкинах придворные дамы, а также служанки, отроковицы и музыканты. Эта процессия придает празднеству особую красочность благодаря богатству нарядов и молодости принцессы, в роли которой выступает девушка, выбираемая из студенток колледжей. Иногда выбор падал и на подружек Тиэко. В этих случаях она вместе с другими девушками отправлялась на дамбу у Камогавы поглядеть на процессию.