Старая тетрадь (рассказы)

К концу месяца Йенсен покинул пансион на Христиесгаде и снял комнату рядом с домиком фру Хильмы. Чеки выписывал сразу за несколько дней. Таким образом ему удалось сэкономить несколько голубых листков. А это стало навязчивой идеей: беречь листки чековой книжки. По роковой ошибке мышления они ассоциировались у него с богатством. Замутненный алкоголем с утра до вечера мозг уже работал по каким-то ложным путям, может быть и понятным психиатрам, изучающим последствия алкоголизма, но совершенно не поддающимся управлению со стороны людей, собственной распущенностью доводящих себя до скотского состояния существ, неспособных управлять своими поступками.

Для Йенсена было совершенной неожиданностью, когда однажды, при наличии еще по крайней мере половины чековой книжки, банк отказался оплатить его очередной чек.

Хильма очень вежливо, но решительно дала Йенсену понять, что до восстановления кредита ему придется расплачиваться наличными или прекратить посещения ее виллы.

После нескольких дней мучительной вынужденной трезвости впервые за два месяца Йенсен понял, что двенадцать зимовок – это вовсе еще не гарантия пожизненного благополучия. Он побывал в банке и убедился в том, что счет опустошен. Оставшиеся крохи не могли покрыть даже долга за комнату.

Впервые за двенадцать лет и два месяца Йенсен растерялся.

Теперь, шагая по граниту бергенских тротуаров, Йеисен с полной отчетливостью понимал, что на этой твердой поверхности улиц большого города он гораздо более беспомощен, нежели на скользком покрове шпицбергенских ледников.

Однажды на Торвет-Альменинген его внимание снова привлекла выставка мехового магазина Брандта. Йенсен долго стоял перед заманчиво разложенными шкурками песцов. Он думал о том, как хорошо он умел управляться с этими зверьками и какой реальной ценностью были белоснежные комочки в его руках. Он никак не мог сообразить – почему же все это так вышло? В течение двенадцати лет, ни разу не побывав на материке, он как никто умел вести свое меховое хозяйство, а стоило ему только ступить на родную почву, как он сразу потерял представление о ценности добытых им сокровищ.

Йенсену казалось, будто он понял: это произошло потому, что вместо привычных шкурок он получил в руки непривычную чековую книжку.

Не нужно было брать ее, нужно было самому распоряжаться добытыми меховыми богатствами! Если бы в руках у него были эти шкурки!..

Йенсен нерешительно потянул дверь магазина..,

– Покажите мне шкурку лучшего шпицбергенского песца, – буркнул он, не глядя на продавщицу.

Он с наслаждением погрузил руку в пушистый мех. Пальцы сводила жадная судорога. Да, ему не следовало выпускать это из рук!

– Сколько? – отрывисто спросил он.

Продавщица с недоверием смотрела на этого мрачного человека с лицом, заросшим неровной рыжей бородой, с темными мешками под глазами. Она с опаской отодвинула песца подальше от его рук с такими неопрятными, черными ногтями. Не очень охотно она ответила Йенсену:

– Двести пятьдесят крон, херре... Это лучший сорт: настоящий Свальбард.

Йенсен приоткрыл глаза. Он подумал, что ослышался. Но продавщица повторила цену и сказала, что в других фирмах такой песец стоит еще дороже. Только фирма Брандт может торговать по таким низким ценам – благодаря непосредственным связям со зверобоями Свальбарда. Йенсен внимательно слушал. Зверобои Свальбарда – это такие же дураки, как он... А может быть, не все таковы?

Он спросил:

– Ведь два месяца тому назад шкурка стоила двести?

– Спрос на этот мех в Европе необычайно повысился, и мы ждем дальнейшего роста цен. Вы не возьмете? – спросила продавщица таким тоном, словно с самого начала была в этом уверена.

– Нет... благодарю вас... Нет...

Он медленно вышел из магазина. Но дальше он не знал, куда идти, что делать. Было ясно одно: нужно начинать сначала. Надо получить меха, как можно больше мехов!.. Много мехов!..

Но при этой мысли в голове воскресали картины шпицбергенских скитаний. Мутный сумрак полярной ночи, снег, спокойно падающий, снег крутящийся, снег беснующийся, снег, ровно лежащий бесконечным покровом, вздымающийся огромными горами, снег, хрустящий под полозьями саней, снег, обламывающийся на краю ледниковых трещин... Ледниковые трещины... трещины!..

Йенсен остановился посреди тротуара, погруженный в раздумье, не замечая удивленных взглядов предупредительно обходивших его прохожих. Перед его взорами проходили картины шпицбергенских ледников, изрезанных глубокими пропастями трещин, куда попадают люди...

"Трещины, трещины, трещины". Он почти крикнул это слово и побежал домой.

С лихорадочной поспешностью он разобрал содержимое своего чемодана. Наконец вытащил из-под кучи грязного белья истрепанную записную книжку. Перелистал ее с начала до конца. Еще раз. Внимательно осмотрел вырванные, едва державшиеся на скрепках листки, радостно вскрикнул:

– Я имею право!.. Имею право...

Сунув книжку в карман, Йенсен пошел к фру Хильме. Фру Хильма имела обширное знакомство. Она могла дать ему нужный совет. Познакомить с кем следует...