Старая записная книжка. Часть 2

Теперь из семейного моего приюта, которого покоем и верностью обязан благотворительности тех, коим лучшее время жизни моей посвящено было с любовью, смотрю с благодарностью на мое прошедшее и с особенным чувством вспоминаю те светлые дни, в которые Вы были ко мне так милостивы. Вы мой идеал доброты, прелести и величия. Этот идеал, старый любимый друг души, никогда не покинет меня и будет добрым гением моей домашней жизни.

Не стану обременять внимание вашего величества подробным описанием того, что со мной было в последнее время: если эти обстоятельства для вас любопытны, то они все описаны в письме моем к государю Наследнику. Но для меня необходимо сообщить Вам, Всемилостивейшая государыня, продолжение того письма, которое Вам угодно было прочитать в Петербурге. Необходимо потому, что оно познакомит Вас с тем добрым созданием, которое Бог теперь соединил со мной. Из него увидите, какого рода счастье мне теперь в удел досталось.

Вместе с этим письмом вверяю и ее, мою добрую жену, Вам, как моему Провидению. Уверяю Вас, что вера в вашу к ней милость есть одно из необходимых благ, входящих в состав моего семейного счастья. Но это счастье будет весьма просто. Что ожидает меня впереди, не знаю. – Будет, что угодно Богу. Моя же цель состоит теперь в том, чтобы обратить все свое внимание, все свои желания единственно на то, что здесь одно на потребу, а для достижения к этой цели имею в жене своей надежного помощника. Ее простая, неиспорченная душа, хотя и не богата знаниями, исполнена высокого просвещения. И дай Бог, чтобы, в остающиеся мне годы, я при этом главном мог совершить что-нибудь и такое, что и после меня осталось бы добрым обо мне воспоминанием.

Оканчиваю письмо мое повторением моей глубочайшей благодарности перед Вами, Всемилостивейшая государыня, за все благотворения, коими так щедро Вы осыпали меня в прошедшем. Одним из главных, или главнейшим из сих благотворении почитаю возможность, которую Вы даровали мне знать близко вашу высокую душу. Это знание всегда было и навсегда останется моим любезным сокровищем.

Сохрани Бог Вас, государыня, и все милое Царское семейство в неизменном счастье, на редкость и благоденствие нашего общего отечества.

Вашего императорского величества

верноподданный В. Жуковский».

Было еще письмо к Цесаревичу, большое, с подробным описанием брачного обряда и поездки. Душа Жуковского и неловкость его видны в нем насквозь. Тонкая бумага так сквозит и так мягка, что чернила расплылись по ней и я с трудом мог все разобрать, а Цесаревичу будет еще труднее. В этом письме выписаны Жуковским несколько строк из письма к нему Цесаревича, в коем он говорит, что «в день, назначенный для его свадьбы, он много думал о нем и молился за него, желая ему семейного счастья, которое он теперь ценить может, с ангелом моим Марией».

* * *

Для некоторых любить отечество значит: дорожить и гордиться Карамзиным, Жуковским, Пушкиным и тому подобным. Для других любить отечество значит: любить и держаться Бенкендорфа, Чернышева, Клейнмихеля и прочих и прочего.

Будто тот не любит отечество, кто скорбит о худых мерах правительства, а любит его тот, кто потворствует мыслью, совестью и действием всем глупостям и противозаконностям людей, облеченных властью? Можно требовать повиновения, но нельзя требовать согласия.

У нас самые простые понятия человеческие и гражданские не вошли еще в законную силу и в общее употребление.

Все это от невежества. Наши государственные люди не злее и не порочнее, чем в других землях, но они необразованнее.

* * *

Прения палаты депутатов во Франции не представляют никогда вида генерального сражения между двумя воюющими силами, двумя мнениями. Нет, это беспрерывные поединки частных личностей.

* * *

Александр Гурьев говорит, что указ об обязанных крестьянах возрождает 200 вопросов и не разрешает ни одного, что эта мера, по-видимому и по мнению зачинщиков, – переходная мера, а между тем предписывает заключать условия вечные, что указом земля признается неотъемлемой собственностью помещиков, а между тем предписывается часть этой земли отдавать в вечный наем крестьянам и потомству их.

* * *

Булгарин напечатал во 2-й части «Новоселья» 1834 года повесть Приключение квартального надзирателя, которая кончается следующими словами: «Это я заметил, служа в полиции». Фаддей Булгарин.

Вот славный эпиграф!

* * *

«Дворянам дозволяется также вступать в службы союзных держав и выезжать в чужие края с узаконенными паспортами, но во всякое Российскому Самодержавию нужное время, когда служба дворянства общему добру потребна, всякий дворянин обязан, по первому позыву от Самодержавной власти, не щадить ни труда, ни самой жизни для службы государственной».

«Дворянин свободен от всякого телесного наказания, как по суду, так и во время содержания под стражей».

Выписано из Свода Законов издания 1842 г.