Равт кивнул. Вслед за ним кивнули и все остальные, и после этого гололиты отключились.
Военачальник повернулся: триумфальный зал без мерцающих изображений вновь окутался полумраком.
Вулкан не двигался, только его глаза сверкнули из темноты. И он ничего не сказал, хотя Шадрак знал, что примарх услышал все, произнесенное Аркборном.
Медузону необходимо было проконсультироваться со своим советом и, наверное, с Аугом. Избранная Длань мог поделиться с ним своими соображениями. Кроме того, их последняя встреча слегка встревожила военачальника. Он вышел, предварительно известив примарха, что один из воинов будет ждать поблизости, чтобы отвести его и его сынов в отведенное помещение.
Вулкан так ничего и не сказал. Он лишь кивнул, давая понять, что все слышал и понял, но его кулаки были крепко сжаты.
Для Змиев отвели одно из помещений казармы. Аскетическое по своему убранству, оно все же предоставляло обитателям несколько коек, санитарную кабинку и оружейную, где можно было позаботиться о снаряжении и, если потребуется, разместить броню.
Гарго возился с копьем, взятым с гравицикла на Ноктюрне. Он намеревался укоротить древко и заострить наконечник. Испытывая подачу энергии, он послал импульс в лезвие и нахмурился.
— Расщепляющее поле ослабло, — пробормотал он. — Жаль, что поблизости нет кузницы.
— Я не сомневаюсь, что на этом корабле достаточно кузниц, — сказал Зитос.
Он рассматривал отпечаток кулака в латной перчатке, белеющий посреди угольно–черной металлической стены,
— Тогда жаль, что нам они недоступны. — Гарго напряг грубо сделанную бионическую руку и повернул ее в плечевом суставе. Соединение раздраженно зажужжало. — Это тоже необходимо подправить, — добавил он, обнаружив, что выпрямить руку удается с трудом.
Зитос, не отрываясь, продолжал рассматривать символ.
— Он сказал: «Горгон теперь говорит с нами». Это точные слова Аркборна.
— Может, это образное выражение? — предположил Гарго.
Зитос отверг эту мысль, резко тряхнув головой:
— Воины Железной Десятки очень прямолинейны, Иген. Я редко слышал, чтобы они выражались образно.
Абидеми кивнул. Он сидел на одной из усиленных скамей и втирал масло в лезвие и зубцы своего меча, в чем не было необходимости. За последнее время ему не попалось ничего, что могло бы затупить оружие, но он неуклонно следовал воинской привычке.
— Я тоже слышал его, но решил, что неправильно понял. Но все равно это интересно, братья. Этого же не может быть. Феррус Манус мертв. Я видел, как он погиб. — Его голос ослаб, словно приглушенный тяжкими воспоминаниями. — Правда, я находился далеко оттуда.
Это видели многие легионеры на Истваане, как предатели, так и преданные. До того дня примархи считались бессмертными. Считалось, что их нельзя убить. Их считали богами, хотя в то же время сама эта концепция отрицалась. Фениксиец опроверг расхожее мнение. Фулгрим возвышался над своим братом с клинком, поднятым, как топор палача. А Горгон стоял на коленях посреди моря своих мертвых сынов, не сумевших его защитить. Окровавленный, сломленный, пылающий бессильной яростью.
Смертельный удар рассек шею и отделил голову от туловища.
То, что последовало потом, возродило веру в божественную природу сынов Императора.
— Мне кажется, я
Гарго отложил копье.
— Опустошительный шторм, — подсказал он.
— А потом… ощущение потери, — добавил Зитос, все еще не отрывая взгляда от символа на стене. — Здесь чувствуется какая–то дисгармония, и началась она с гибели Горгона.
— Железо еще никогда не было таким хрупким, — согласился Абидеми, забыв о лоскуте промасленной кожи.
— А ты знаешь его, брат? — спросил Гарго у Зитоса. — Этого Медузона?
Зитос покачал головой:
— Мне приходилось сражаться вместе с Железными Руками во время Великого крестового похода, но не рядом с ним. Думаю, Нумеон его знал по Кальдере, но это была всего лишь одна кампания из многих.
— Они называют его военачальником, — сказал Абидеми.
— А как насчет Нуроса? — спросил Гкрго. — Я узнал его имя по спискам личного состава, но этим мои сведения и ограничиваются.
Во время спасательной операции Нурос дочти ничего не говорил. Но он быстро принял вызов и продемонстрировал решимость и готовность к самопожертвованию, чем всегда могли по праву гордиться Саламандры.
Его реакция на присутствие Вулкана, как и реакция его воинов была сродни восторженному поклонению.
— Я чувствую, что в его голове клубятся бесчисленнее вопросы, — сказал Абидеми,
— Мы и сами были такими на Макрагге и потом на Ноктюрне, разве не так?
— У меня и сейчас еще масса вопросов, — понизив голос, пробормотал Гарго.
Зитос поверх их голов взглянул на единственного обитателя просторной казармы, кто пока не сказал ни слова, и решил, что у него тоже много вопросов.
Вулкан сидел поодаль от остальных, в сосредоточенном молчании смежив веки и держась одной рукой за талисман.
— Отец? — окликнул его Зитос, едва тот открыл глаза. Хотя отреагировал Вулкан на взгляд сына или на что–то иное, было неясно.