Старатели

Гнедой яростно всхрапывал. Он с головою окунался в снег, вставал свечкой, бил передними ногами по стене снега и лез, оставляя за собою глубокую траншею.

Рядом со Свиридовой в грязном валу снега на секунду вынырнула лошадиная голова, фыркнула и снова исчезла в сугробе.

«Усольцев!» — догадалась Свиридова. Значит, Усольцев тоже ломает вал, надеясь пустить Мунгу в русло, пока она не пролилась в падь на шахты.

Из сугроба снова вынырнула голова лошади. Это был Чалка. Он встал на дыбы, застонал и рывком выбился из снега в пробитую Свиридовой траншею.

Чалка остановился там. У него, как перебитые, подкашивались ноги и мелко дрожали. От него повалил густой пар. Он устало повернул мокрую голову и, жарко дыша, ткнулся мордой в грудь висевшего у него на гриве мокрого и тоже трясущегося Усольцева.

Впереди, около гнедого Свиридовой, со всхлипом вырвалась из-под снега вода. Усольцев поспешно влез в седло. Он едва успел разобрать поводья, как весь вал снега пошевелился, хлынувшая заснеженная вода опрокинула гнедого вместе со Свиридовой и поволокла их.

Усольцев схватился за Гриву Чалки, обмотал ею кулак и соскочил в мокрый, с шипящим скрежетом ползущий сугроб. Он схватил за руку Свиридову и вытащил ее из снежной топи, держась свободной рукой за гриву Чалки.

Чалка, разбивая грудью сугроб, полез на берег...

К речке уже пробрались старатели.

Данила Жмаев шел к перекату траншеей. Он пешней крушил перед собою сугроб и шел вперед, как экскаватор.

В траншею к нему пробрался Костя, Афанас и Зверев Иннокентий. Они расширили окоп и набросились на снежную плотину.

Мимо них, с испуганным криком, ныряя в сугроб с головою, прорывался к Усольцеву Чи-Фу. Он увидел прыгавшего из сугроба подседланного Чалку и, рыча, с безумными глазами кинулся навстречу.

Усольцев с Чи-Фу подняли Свиридову на седло. Густой пар валил от ее мокрой, прилипнувшей к телу одежды; лицо и руки посинели, и все тело билось в мелкой дрожи.

Лоншаков стащил Свиридову с Чалки и помог ей встать на ноги. Из алюминиевой фляжки, висевшей у него сбоку, Нестор налил полный стаканчик.

— Пей! Одним духом пей! Первый тезис. Смерть не люблю, когда тянут... Не дыши! Не дыши! Глотай скорее.

Свиридова проглотила глоток спирту и с трудом передохнула.

— Спирти-вини есть первая помощь при сильном охлаждении крови. Закусывай салом... Ну! — командовал Нестор Якимыч, подавая Свиридовой кусок сала.

Нестор налил из фляжки еще стаканчик. По привычке он поднял его к глазам, но из-за темноты и густо падавшего снега ничего не увидел и выплеснул из стаканчика в свой усатый рот. Крякнул и подышал себе в усы.

— Пусти-ка, я пойду, — стуча зубами, сказала Свиридова.

На Мунге с шипением лезла в прорву вода. На пороге ухали старатели, по пояс стоя в заснеженной воде.

Усольцев принес снятый с Афанаса полушубок и укутал им Свиридову.

— На Чалку? — спросил он Свиридову, наклоняясь и заглядывая в ее глаза.

Он поднял Свиридову и сильным взмахом посадил в седло.

Оглядываясь на Усольцева, Чалка осторожно приседая на пружинящих ногах, мелким шагом пошел по снегу в поселок. Усольцев повернулся и, греясь, побежал к старателям, расчищавшим Мунге русло.

Нестор Якимыч Лоншаков был. уже там. Он лазил по сугробам к продрогшим старателям и подавал им «первую помощь».

Старатели выпивали, крякали, заедали снегом и снова лезли в студеную воду.

На рассвете поднялся ветер. Он покорежил огрузшие от снега крайние в тайге деревья, сорвал белые шапки с лиственниц, на клочки изорвал застрявшую в хребтах тучу и к утру очистил небо.

Взошло яркое и теплое забайкальское солнце.

Ослепительным блеском засверкал снег. Он быстро таял на солнце и грозными лавами пополз в падь и к речке.

Ожидалась большая вода, поэтому наскоро закрепляли приисковые дамбы и заградительные валы.

Старатели пили чай около Мунги. Они поочередно сушились у костров и согревались на работе. Снизу от речки старатели увидели на сопке старого лиса. Он высокими прыжками пробирался через сугробы на быстро обсыхающую зеленую лысину.

— Гуси! — срываясь с места, крикнул Степка Загайнов. — Гуся треплет! Костя, отберем?!

Лис действительно напал на гусей. Вчера вечером буря застигла гусей еще в полете. Они хотели укрыться от нее в падях между хребтами, но попали здесь под снег и вынуждены были сесть на первую попавшуюся сопку. Мокрого, не очень холодного снега они не боялись, но предутренний ветер обледенил им крылья и сковал их.

Напавший на них матерый лис придушил трех гусей и, вероятно, порвал бы весь караван, если бы не Степка и Костя.

Увидев старателей, лис утащил гуся за сопку, в сугробы. Там он спрятал его и вернулся обратно, надеясь схватить другого, но старатели уже предупредили его.

Костя, сидя на живом гусе верхом, опояской вязал ему крылья, а снизу лез на сопку еще один старатель.

Гуси подняли гогот. Они рвались взлететь, но обледеневшие крылья бессильно обвисли к земле.

Это приключение с лисом развеселило старателей. Они тут же, на Мунге, ощипали гусей, сварили их в бадьях и, обступив фельдшера Лоншакова, упросили его оказать им еще раз «первую помощь».