Старчество по учению святых отцев и аскетов

Когда авву Зосиму какой–то софист спросил: скажи мне, как ты считаешь себя грешным, разве ты не знаешь, что ты свят? Разве не знаешь, что имеешь добродетели? Старец отвечал: «Не знаю, что сказать тебе, но считаю себя грешным; не смущай меня, я подлинно считаю себя таким» (Авва Дорофей, поуч. 2, стр.52).

Один брат спросил Пимена Великого: «Как я могу думать о себе, что я хуже убийцы?» Старец отвечал: «Если человек дойдет до состояния, указанного Апостолом («Вся чиста чистым»; Тит. 1, 15), и увидит человека, сделавшего убийство, то скажет: он однажды сделал сей грех, а я убиваю каждый день» (Достопамятные сказания, стр.250).

«Сам–то я хуже всех, — говорит оптинский старец настоятель Моисей, — другие только, может быть, думают, что они хуже всех, а я на самом деле дознал, что я хуже всех» (Жизнеописание архимандрита Моисея, стр.158).

Итак, сознание святыми себя людьми грешнейшими всех — сознание вполне естественное: чем человек более углубляется в себя, тем ничтожнее он считает себя пред своим идеалом. Друг Божий — Авраам, как припомним, называл себя пред Богом пеплом; царь Давид — червем, а не человеком, поношением человеков; Св. Апостол Павел считал себя грешнейшим и недостойнейшим сосудом. И праведник считает себя виновным не только за свои помыслы, но и за грехи и других людей, вменяет грехи других себе, считает себя виновным за всех и за все.

И святые отцы советуют подвижникам усвоить мысль, что они виновны («я и Бог — мы одни в мире» — преп. Варсануфий Великий, отв. 343) во всем, что все люди — ангелы святые, а мы — люди самые грешные. «Это не велико, что мысль твоя при Боге, — говорит преподобный Сисой Великий одному брату, — а велико увидеть себя ниже всей твари» (Достопамятные сказания, стр.298).

Вменяя себя за ничто пред людьми, худшими всех, хуже даже скота, великие подвижники пред Богом считают себя «окаяннейшими бесов».

«Что ты хуже демона, — говорит один афонский затворник о. Тимофей, — это непререкаемая истина, подтверждаемая Евангелием. Ибо — творяй грех раб греха и вместе с тем диавола — владыки беззакония, начальника зла. А кто из нас чужд греха, кто не раб беззакония? А раб может ли быть выше своего владыки? С другой стороны, мы хуже демона потому, что за него не пролита безценная кровь Богочеловека и нет для него жертвы искупления, а мы, между тем, искуплены, оправданы, наследники Царствия Божия, и лучше ли мы демона, при всем этом пренебрегая спасением?» (Письма Святогорца, т. 3, п. 7, прим.). «Поистине и звери, и скоты честнее меня, грешного, — говорит преп. Нил Сорский. — Поистине я ниже всего, потому что я осужденник, и ад уготован мне еще прежде моей смерти… Кто не восчувствует того, что грешник горше самих бесов, яко их раб и послушник, и сожитель их, во тьму бездны сойти к ним долженствующий? Воистину всякий, кто во власти бесов, горше и злосчастнее их самих. С ними низринулась ты, душа окаянная, в бездну!… почто прельщаешься умом своим и почитаешь себя праведною… горе прельщению и заблуждению твоему, о злобесне!» (Троицкий патерик).

Что такое сердце милующее? Св. Исаак Сирин на это отвечает: «Возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них, очи у человека источают слезы. От жалости сердце не может вынести, или слышать, или видеть какого–либо вреда, или малой печали, претерпеваемых тварию. А посему и о безсловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред, ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и были они помилованы; и о пресмыкающихся… безмерною жалостию возбуждаясь до уподобления в сем Богу» (подв. сл. 48).

Итак, вменение себя худшими даже бесов объясняется именно сознанием подвижником своего ничтожества пред Богом и свойством самой возгреваемой любви к Богу.

Дальнейшая, и последняя, степень после самоотверженного послушания и глубочайшего смирения, которыми, «как двумя крылами послушник–подвижник воспаряет на небеса и собеседником Богу бывает» (Св. Феодор Студит, гл.107), как естественное следствие нравственного самосовершенствования, как естественная теплота разгоревшегося духа, — есть любовь, которая есть Бог (1 Ин. 4, 8).

«Когда достигнем любви, — говорит преп. Исаак Сириянин, — тогда достигли мы Бога и путь наш совершен, и пришли мы к острову тамошнего мира, где Отец, Сын и Дух Святый (сл. 83). Здесь, в любви и Боге — завершение всех подвигов и лествицы добродетели, не нужно уже здесь и научение, и руководство другого: тайноводителем, путеуказателем и просветителем чистой души является вечное Слово (Лествица. Слово к паст., гл.15).