Одной из серьезных проблем для Старца были посетители. Они приходили группами, кампаниями. Он уставал от них, терял красоту ночной молитвы. Наконец, у него начала болеть грудь. Он поставил строгие таблички, дал строгие распоряжения своим послушникам, и немного поток упорядочился. Он не исповедовал, просто советовал, беседовал, утешал. И это при том, что у него было разрешение исповедовать[52]
со дня его хиротонии, но он обычно избегал это делать. Он говорил, что ему не встретился какой-либо духовник, чтобы тот преподал ему науку исповедовать, а сам он не хотел импровизировать. Это было его твердое убеждение — не заниматься вещами, которые он не знал хорошо. К тому же Старец избегал исповедовать, так как он желал целиком предаться безмолвной жизни. Лишь в немногих случаях ему приходилось исповедовать тех, кто уж очень сильно его упрашивал, и затем, как Старец позднее признавался, он чувствовал свое невежество, так как иногда не знал, было ли то или другое грехом. Вдобавок, посетители часто спрашивали о своих семьях, своих женах, и тогда он их отсылал к духовникам, имеющим семьи или безбрачным, но имеющим духовнический опыт. Старец шутил по этому поводу: "Один мне, понимаешь ли, про жену свою, другой — про жену свою… Гинекологом меня сделали!"[53]Иногда Старец говорил: "Горе монахам, чья известность дошла до Афин!". Посмеиваясь, спрашивал посетителей: "Слыхали, какие есть святые на Святой Горе? Старец Паисий и отец Ефрем!" Временами вздыхал: "С помощью диавола и наказаньем Божьим меня стали почитать за святого и я потерял спокойствие!"
Некоторые чересчур благочестивые монахи и миряне, желая выразить свое благоговение Старцу, делали перед ним земной поклон и старались поцеловать ему ноги. Для него не было ничего более неприятного, чем эти поступки, и он часто говорил об испытываемой им досаде от такой чрезмерной благочестивости.
Как-то, плывя на корабле, старец Ефрем повстречался с епископом острова Саму, покойным ныне митрополитом Пантелеймоном (Вардакос). У Старца с ним были самые добрейшие отношения, и митрополит часто навещал его. При встрече Старец поклонился и испросил благословения. Но и епископ тоже посчитал нужным поклонится Старцу и получить его благословение. Но Старец запротестовал, подался назад, схватил и потянул за край митрополичьей рясы, останавливая владыку. Старец "метал громы и молнии", но епископ успокоил его, и они помирились.
Молодой мировой судья и молитва
В канун 1980 года Старца посетил один молодой мировой судья. Молодой человек застал старца Ефрема на кухне, занимающимся рукоделием. Старец доставал заготовки для просфорных печатей из воды, которая потихоньку кипела в кастрюле на каминном огне, и затем их резал.
Посетитель положил поклон и сел на ближайшем сундуке.
— Ну, что у нас? — проницательно взглянул Старец на юношу.
— Есть у меня проблемы, батюшка, разные проблемы.
— Как часто исповедуешься?
— Батюшка, — замялся юноша, — я не исповедуюсь.
— Но тогда это естественно, что у тебя есть проблемы. — Но мне нечего исповедовать!
— Если я тебе скажу, что исповедовать, ты пойдешь на исповедь?.. Видишь, как по улице проходит девушка, а ты подумал что-то нечистое. Что скажешь?
— Хорошо, батюшка, пойду, поисповедаюсь.
Ушел. Прошло несколько месяцев, и опять он появляется.
— Добро пожаловать нашему Ефимушке! Ну что, поисповедался?
— Да, батюшка.
— Духовник разрешил тебе причащаться? — спросил испытующе Старец.
— Он мне велел причащаться каждые 15 дней.
— Ну и хорошо, — обрадовался Старец.
Позднее он говорил нам: "Я понял тогда, что он не имел каких-то серьезных грехов".
Однако юноша продолжил беседу, жалуясь, что не имеет времени молиться из-за груза служебных обязанностей, которые совсем не оставляют ему свободных часов. Старец улыбнулся и со знанием дела сказал:
— Я покажу тебе, как молиться, и затем ты мне скажешь, можешь ты так или нет.
Старец положил рукоделие рядом, встал, стряхнул стружки с фартука, и высокий, белобородый, величественный, приблизился к рукомойнику, говоря: "Сейчас утро, и ты встаешь от сна". — Старец открыл воду и начал простыми движениями мыть руки и лицо, повторяя просительно и нежно: "Господи, Иисусе Христе, помилуй мя". Подошел к полотенцу и вытерся, продолжая повторять молитву. Затем повернул свое светлое лицо к юноше и спросил властно:
— Можешь так делать?
— Могу, батюшка, — признался обезоруженный юноша.
— Но будь внимателен, — продолжил Старец, — это нужно делать каждый день. Не так, что раз — да, раз — нет. Потому что, как пишет авва Исаак Сирин, "великую силу имеет небольшое старание, которое, однако же, прилагается с постоянством".
— И кое-что еще, — прибавил Старец, усаживаясь опять за рукоделие и готовясь к работе. — В зале, где проходят заседания суда, есть какая-нибудь икона Христа или Божьей Матери?
— Есть.
— Прежде чем начать, повернись к ней и скажи: "Христе мой, просвети меня, дабы я не обидел несправедливо кого-нибудь из этих людей". Можешь так?
— Ну да, могу, батюшка.