Старец Горы

Визирь аль-Афдаль готовил поход на Иерусалим с большим тщанием. Дабы придать войне с крестоносцами религиозный и всеобщий характер он обратился к правителю Дамаска с предложением разделить с ним славу победы над неверными. Эмир Тугтекин, уже однажды пытавшийся укротить благородного Болдуина, охотно откликнулся на зов визиря и пообещал кроме пятисот тяжеловооруженных воинов еще и пять тысяч конных лучников. К сожалению, приготовления к войне заняли слишком много времени, и аль-Афдаль опасался, что Болдуин успеет собрать людей для отпора. Лазутчики визиря сообщали, что король Иерусалимский уже отправил гонцов к Раймунду Тулузскому, застрявшему под Триполи, и Танкреду, правившему ныне Антиохией в отсутствие дяди Боэмунда, вернувшегося, по слухам, в Европу. Дабы не допустить переброски нурманов и провансальцев морем, аль-Афдаль приказал флоту блокировать порт Яффы. Флот Фатимидов был настолько силен, что мог не опасаться встречи ни с пизанцами, ни с генуэзцами. Тугтекин Дамасский, прибывший в Аскалон во главе своих людей, был поражен и восхищен усилиями визиря, сумевшего собрать у стен крепости сорокатысячную армию, отлично снаряженную и готовую к любым неожиданностям. Видимо, аль-Афдаль еще не забыл о поражении пятилетний давности, когда Готфрид Бульонский разбил его мамелюков. В этот раз он не стал выжидать и двинул армию к Ромале сразу же, как только соединился с эмиром Тугтекином. Правитель Дамаска, уже перешагнувший рубеж сорокалетия и имевший опыт войны с крестоносцами, полагал, что местность вокруг Ромалы не слишком удобна для действий легкой конницы. И не стал скрывать своих сомнений от визиря. Аль-Афдаль, красивый рослый мужчина с густой седеющей бородой и вьющимися волосами, в ответ на слова Тугтекина кивнул головой:

– Болдуин тоже так считает, а потому и не ждет нас у Ромалы.

Визирь скользнул по лицу эмира насмешливыми карими глазами и обнажил в улыбке удивительно белые и ровные зубы. По прикидкам Тугтекина Аль-Афдалю уже исполнилось сорок, но выглядел он лет на пять моложе. Его не старила даже седина в бороде и волосах. Сам правитель Дамаска ни ростом, ни статью похвастаться не мог. Сын сельджукского бека и сирийки к сорока годам сильно раздался в талии и теперь с трудом держался в седле под палящим палестинским солнцем. Что же касается визиря, то он, похоже, не чувствовал жары, а на коне сидел так же уверено как и на ковре. А конь под аль-Афдалем был столь великолепных статей, что Тугтекин ему откровенно позавидовал. Едва ли не треть фатимидского войска, его самую боеспособную часть, составляли мамелюки, воины-рабы, еще мальчиками купленные на невольничьих рынках и прошедшие суровую подготовку. Более половины мамелюков были чернокожими суданцами, умевшими орудовать тяжелыми копьями не хуже крестоносцев. По слухам суданцы не слишком ладили со своими собратьями. Они и сейчас держались на особицу, косо поглядывая на белокожих славян и смуглых печенегов. В качестве наемников Фатимидам служили в основном курды, представители одного из самых воинственных племен Востока. Курды считались отличными наездниками, но их защитное снаряжение оставляло желать лучшего. Собственно арабы в войске Фатимидов оказались в меньшинстве. Это были в основном дружинники беков и эмиров, отправившихся в поход лишь в силу крайней необходимости и не особенно стремившихся к воинской славе. Зато беки составили визирю столь пышную и блестящую свиту, которой мог бы позавидовать любой земной владыка. Сельджуку Тугтекину, человеку далеко не бедному, никогда прежде не доводилось видеть панцирей, столь богато разукрашенных золотом и серебром. Словом, франкам будет чем поживиться на поле брани, если им удастся добраться до этих разукрашенных павлинов. Эмир Дамасский относился к воинскому искусству арабов с легкой долей презрения, но не он не мог не отдать должное умению и трудолюбию их ремесленников. Сам он не признавал никаких тканей кроме каирских, да и саблю ему сковали арабские кузнецы, правда, проживающие в родном для него Дамаске.

– Я решил изменить тактику, – поделился своими планами с эмиром визирь аль-Афдаль. – Прежде и мы, и суннитские атабеки бросали на франков легкую конницу, в надежде расстроить их ряды. В былые годы этот прием приносил нам успех. Мы несли большие потери, но неизменно выигрывали сражения. Я пришел к выводу, эмир, что против крестоносцев такой способ ведения войны не подходит. Я выставлю против них мамелюков и дружинников беков. Снаряжением они не уступят франкам и должны сдержать их удар. А тем временем ты, Тугтекин, обойдешь со своими туркменами конных крестоносцев, вырубишь начисто их пикинеров и арбалетчиков, а потом ударишь наступающим франкам в тыл. Видишь вон тот холм, справа от города? За ним ты и сосредоточишь пять тысяч конных лучников. Постарайся пробраться туда скрытно, чтобы тебя не заметили раньше времени дозорные крестоносцев.