Старьевщики

Аккуратно прикрыв скрипучую калитку, я почесал радостно бросившегося ко мне Джека меж ушей, достал из-под крыльца большую кастрюлю и вылил в миску остатки позавчерашнего супа. Джек с благодарностью завилял куцым хвостом, зачавкал, а из сарая насторожено хрюкнуло. Борька – хряк редкой черной породы, тоже доставшийся мне в наследство от бабушки Пелагеи. Довольно добродушный и самодостаточный свин уже набравший достаточно веса, дабы украсить своим вкусным телом любой стол. Но заколоть его у меня рука как-то не поднималась, сам не знаю почему. Наверное, просто подружились мы с ним. Борьку я никогда не обижал, и даже выпускал побарахтаться в лужах, когда погода позволяла. Он мне отвечал искренним (как мне кажется) уважением, никогда не покушался на огород, но почему-то всегда очень переживал, что я забуду его покормить. Хотя таких промахов я старался не допускать. Одного случая хватило, когда мы с Олькой Шалавой уехали в район и там зависли на все выходные. Вот ору-то от Борьки было! На всю деревню!

Засыпав в борькино корыто комбикорму из мешка и добавив пару брюкв (он у меня не особо привередливый, жрет все подряд), я прихватил из сарая десяток березовых полешек посуше, поднялся на крыльцо, ногой открыл дверь и, миновав сени, сгрузил дрова у печки-голландки. Только после этого включил свет и переобулся. Вдел ноги в старые стоптанные тапки, набросал в голландку сухих поленьев, разжег все лоскутом березовый коры и дождавшись, когда огонь в печке загудит, повесил влажные носки на веревочку над голландкой. Сапоги сушиться пристроил тут же рядом, на «рога» перевернутой табуретки.

Погрев руки над быстро нагревающейся плитой, я закурил папиросину и начал думать, чего бы мне такого сожрать? Потому как не жрамши я с самого утра, а за окном уже темнело. Холодильника у меня не было, за четыре года проживания здесь как-то не обзавелся. Зато был погреб с картошечкой, соленьями, вареньями, прочей натурпродукцией с приусадебного участка, то есть – огорода. Даже кусок баранинки имелся. Это Женя Негр нас, сельскую интеллигенцию, осчастливил. За ударную работу наших подопечных в прошлогоднюю страду. Хороший все-таки дядька Евгений Иваныч, дай Бог ему здоровья! Не дает пропасть. Так что запросто можно было сварганить щи с баранинкой. Но ни лезть в подвал, ни, тем более, готовить как-то не хотелось. Да и долго это, а в животе уже урчит. Придется всухомятку под молочко. Открыл дверцы «буфета», обозрел свои запасы. Грустно вздохнул. Правильно говорит мой друг доктор Менгеле, жениться мне надо. Был бы женат, сейчас уминал бы кулебяку какую-нибудь за обе щеки, а супружница с ямочками на щечках и косой толщиной в руку сидела бы напротив и с умилением наблюдала, какой хороший аппетит у ее кормильца – заступника.

Сдвинув с плиты пару железных колец, я установил греться чайник, выудил из резной хлебницы четверть буханки относительно свежего ржаного и достал с полки банку сардин. Хорошие сардины, натуральные, в масле. Мигом вскрыв консерву, я, не садясь, подцепил вилкой кусочек пожирнее и с наслаждением его слопал. Вкуснотища! «Грех такое есть помимо водки», – вспомнил я фразу из «12 стульев». Водки у меня не было, разве что четверть мерзкого на вкус самогона, спрятанного на печке, да еще маленькая бутылочка коньячку из подарочного набора была заныкана в ящике стола для особого случая. Маленькая такая, стограммовая, как раз на два захода. Но выпил за один, махом, аж слезы из глаз покатились. Хорош коньячок, полных пять звезд! И сардинка хороша! Банку я умял минуты за три. Выбрав оставшееся на дне масло хлебной коркой, я аккуратно смел крошки со стола, высыпал их в пустую банку, а ее немедленно вынес в ведро в сенях. И тщательно прикрыл крышкой. Нет, не думайте, по натуре я вовсе не такой чистюля, это бабушка Пелагея меня к порядку приучила. Не сразу, правда, а приучила, царствие ей небесное.

Сделав кухонные дела, я вошел в зал. Да, хоромами мое нынешнее жилище не назовешь. Добрую четверть комнаты занимала большая русская печь. Она давно не топилась, замененная компактной и практичной голландкой, и служила мне чем-то вроде чулана.

Самым крупным объектом после печи в избе был шкаф. Не знаю, каким образом он попал во владение бабушке Пелагее, а тем более, не могу понять, кто и как смог втащить это чудовище в такой узенький и низенький дверной проем? Не иначе, как в разобранном состоянии, хотя никаких соединительных узлов в шкафе я не обнаружил даже при самом тщательном обследовании. Складывалось впечатление, что этот шкаф сначала сюда поставили, а уж потом стали строить вокруг стены и перекрывать их крышей.