Старьевщики

От моего скромного жилища до дома доктора Менгеле пешком всего минут пятнадцать. Но это «напрямки», когда либо сухо – летом, либо мерзло – зимой. В этом случае можно было пройти «огородами» – через мостки, четверть часа, и ты на месте. В пору бездорожья – то есть зимой, весной, осенью и летом – если прошел дождь, приходилось делать крюк – тащиться с моей Нижнемальцевки до управы, там сворачивать на Церковную (бывшую Первомайскую) улицу, и только потом на Новую, где и жил Менгеле. Такая вот загогулина получалась. Ходить пешком по Сосновке в это время года и суток, честно скажу – приятного мало. Прешь по колее, месишь грязь сапожищами, а вокруг темень, хоть глаза выколи. И хоть стоят у домов бетонные столбы, на которых по идее должны светиться уличные фонари, светились они крайне редко. Очень любит местное население электричество экономить. С другой стороны, оно и правильно – чего зря впустую улицу освещать? В Сосновке по вечерам приличные люди дома сидят, а не по улицам шляются. Из развлечений вечером в Сосновке только телевизор. Две программы! Иногда три, канал «Культура» пробивался. Тоска! Зимой хоть вой. И если что угнетало меня в Сосновке больше, чем скука – так это… местные клозеты. Ко всему, вроде, привык за четыре года, и к скуке, и к печному отоплению, и что хлеб завозят раз в неделю, а вот к удобствам на дворе все не привыкну. Просто беда, особо, если в мороз по большому приспичит. Тут книжечку в раздумьях не почитаешь. И очень завидую я доктору Менгеле. Пристроил он, представьте себе, к своему дому теплый клозет. Кафелем изнутри отделал, мягкое сидение для стульчака с города привез. Местные мужики над ним, конечно, насмехались, мол, доктор-то вместо того, чтобы свинарник построить, или там курятник поправить – гальюн себе теплый завел, так свою жопу любит. А Менгеле, тот на все насмешки ноль внимания: «С больной жопой и голова здоровая не в радость! Вот придешь ко мне с геморроем, вот тогда посмотрим, как улыбаться будешь». Такой вот он у нас доктор.

Я отворил калитку в воротах, тщательно очистил подошвы сапог от грязи о специальную железячку, поднялся на крыльцо, еще раз пошмыгал ногами по плетеному коврику. Нажал на пипку звонка. За дверью загремело, послышались шаги.

– А, Роман, привет, – сказала Настюха, открыв дверь. – Че это ты, на ночь-та глядя-та?

– Да так получилось, – пожал я плечами.

– Ну давай, проходи, а то холоду напустишь. Тапки под полкой, Сережа в зале.

Доктор Менгеле действительно был в горнице. Он стоял на карачках перед сложенным диваном и выгребал из его внутренностей какие-то коробки, банки, инструменты, связки бумаг. Короче, разую фигню, что хранят россияне во внутренностях раскладных диванов, с надеждой, что когда-нибудь эта фигня им понадобится. Вон, Менгеле уже целую гору накопал. Да и вся комната в данный момент представляла собой склад, в котором потоптался не очень крупный слон. Прямо на полу груды медицинской посуды, шприцы, таблетки в старых упаковках, игрушки-погремушки, кипы одежды. Вид пугающий, ибо в горнице у Настюхи очень красивые ковры, и она их очень блюдет. Серега раз кефир на ковер пролил случайно совершенно. Так ору было!

И еще удивило, что в углу у тумбочки с телевизором стояла охотничья двустволка – вертикалка. По всему, мой друг серьезно готовился к свиданию со старьевщиками.

– Здоров, братан, – сказал Менгеле, не прекращая своего занятия. – Ты че, поиграть? Так ведь сегодня среда вроде.

– Сам знаешь, что на селе творится. Завтра, скорей всего, не до шахмат нам будет, – ответил я, разглядывая круглый обеденный стол, на котором были свалены в кучу несколько коробок с патронами, фотоальбомы, какие-то папки с тесемочками.

– Да, это ты верно подметил. Завтра, скорей всего, будет не до того, – сказал Менгеле и, глянув в угол на ружье, хмыкнул.

– Сережа-а-а, – донеслось с кухни, – еще одна сумка готова. Полная! А коробки из-под крупы – это тоже старье? Будем брать? А мясорубку старую?

– Блин, надоело! – неожиданно громко крикнул Менгеле, вскочил на ноги и начал отряхивать колени спортивных штанов с лампасами. – Целый день в этой рухляди копаюсь! Настька, а может, хватит нам двух узлов? Ну ведь не допрем же!

Настя немедленно появилась в дверном проеме, уперлась рукой в косяк. В другой у нее бы старый закопченный чайник. Грудь у нее вздымалась, видимо, Настя гневалась.

– Давай тогда вообще не пойдем! Дома останемся! Пущай другие идут, пусть золото домой волокут, а мы с тобой здеся останемся, у печки! Пущай их дети в институтах учуца, а наши в навозе капаца всю жисть будут!

– Да ладно, Насть, – сразу сбавил тон Менгеле, – я ж не про это. Я про то, что не в количестве дело. Все равно старьевщики сами выбирать будут. А то нанесем разной фигни и получится, как у гороховских.

– Да бери ты, че хочешь! Можешь вообще завтрева на жопе сидеть! Я одна пойду, и дитев прокормлю! – гневно крикнула Настюха, с размаху грохнула чайником об пол и выбежала в коридор.