Старьевщики

Директриса, по ее же словам, считала меня «как за сынка родного» и в тесной компании, не при детях, естественно, часто называла Ромочкой. Она не уточнила, что именно начнется, а лишь намекнула, прикуривая новую папиросу от старой, что раз все дети сейчас у управы, не мешало бы за ними приглядеть. Особенно за младшенькими, потому как на Крупу надежды нет никакой. Я кивнул, накинул на плечи стеганку, вышел из учительской, переобулся в сенях-раздевалке в сапоги. Заранее поежился и вышел на крыльцо. Но на грешную землю сходить не спешил. Присел на перила, прикурил, грустно глянул на здоровенную лужу, которая образовывалась перед крыльцом школы каждую весну с первой оттепели непременно. С лужей боролись, засыпали песком и щебнем, прошлой осенью даже вырыли канавы. Все тщетно, лужа снова победила. Почему-то жалко стало сапог. Они у меня настоящие, как выражается местное население – «чисто яловые». Моя квартирная хозяйка бабушка Пелагея Ивановна подарила, царствие ей небесное. От сыночка ее сапожки остались, офицерские. И размер подошел. Чистая кожа и надраены до блеска – во время первой перемены постарался. Ходить в них – одна приятность, но только не по нашей Сосновке в марте, да еще в оттепель.

Идти напрямик по луже не хотелось, для обхода препятствия существовал устроенный Крокодилычем путь, который я считал несколько циничным. Крокодилыч выложил мостки от крыльца до памятника, далее по постаменту, благо он бетонный, с него по плитам опять на мостки и по ним к дыре в заборе.

Памятник у нас, стоит признать, неважный – трехметровая бетонная женщина в бесформенных как у Крупы одеяниях протягивала руки к небесам, в ногах у нее бронзовая пятиконечная звезда с вечным огнем. Памятник, установленный к 30-летию Победы, символизировал скорбь жителей села по погибшим односельчанам. Фамилии погибших были написаны золотом на плитах за спиной скорбящей женщины. Я как-то нашел старый школьный альбом, там на фото при торжественном открытии композиция выглядела очень даже прилично. Однако время памятника не пощадило, краска с бетона облезла, плиты с фамилиями завалились, бронзовую звезду, огонь в которой Крокодилыч зажигал дважды в год – 22 июня и 9 мая с помощью газового баллона, спрятанного за плитами, прошлой зимой какой-то нечестивец выворотил ломом и спер. Да и сама статуя пострадала, упавшей во время грозы веткой дерева ей сломало запястье, Крокодилыч как мог перелом устранил, замазав трещину гипсом, но все равно выглядела рука несколько неестественно. А циничность пути состояла в том, что приходилось идти по плитам с именами павших сельчан. Пусть и стерлась давно краска с плит, а все равно… Я как-то попробовал по фотографии подсчитать – более трехсот фамилий было на этих плитах. Представляете, триста здоровых мужиков не вернулись в Сосновку с войны! Это на село в сотню с небольшим дворов…

Я снова посмотрел на лужу, вздохнул и выбрал «циничный» путь. Проходя мимо бетонной женщины, глядящей в небеса, вспомнил, как дети называют ее с легкой руки Витьки Лимона – Баба ждет старьевщиков.

4

До управы я добрался без особых приключений, лишь разок оступился и провалился ногой в свежую колею от «Кировца». Хороший трактор «Кировец», мощный, только вот проедет по селу, продавит колею, и хрен ты пройдешь! Еще я обратил внимание, что народу на улице нет, словно вымерло село. И собаки почти не брехали, потому что не на кого. Не видно было даже бабушек на лавочках, хотя погода сегодня как раз для них – посидеть на завалинке, да на солнышке косточки старые погреть, новостями, сплетнями обменяться. Хотя насчет солнышка я явно погорячился. Вон в небе тучки надувает, не иначе как к вечеру вольет, а то и снежок выпадет. Уж лучше снежок. Что касается бабуль, догадываюсь я, где они все нынче. Вон у управы толпа какая!

Управа – общественный и политический центр нашего поселения. В левой половине приземистого здания красного кирпича с флигелями размещался Сосновский сельсовет, тут же была резиденция ГАДа – главы администрации Звонарева А.А. В правой половине – правление совхоза «Сосновский», где заведовал директор Женя Негр. Во флигелях размещались ОПОП – опорный пункт охраны правопорядка с участковым Митрохиным и вечно закрытая почта. Писем в Сосновку не писали, посылок не слали, а пенсию старухам почтальонша Катька Рыжко разносила по домам.