Нельзя сказать, что творческий процесс приносил ему удовольствие или радость — нет, состояние, испытываемое им во время «приливов творчества», не имело с этим ничего общего. Но «художник» забывал о кошмарах, мир начинал казаться ему не столь ужасным. А это приносило душевное отдохновение. И потому он с какой-то маниакальной увлеченностью принялся создавать одну живописную макабру за другой, и каждая становилась отвратительнее предыдущей. Когда число их перевалило за полдюжины, автора посетила идея выставиться. Выбрав полотно, которое он считал наиболее удачным, Андрей приказал загрузить его в машину и повез в одну из своих художественных галерей. Его давняя мечта — владеть сетью художественных галерей — давно исполнилась, но, как и все прочие приобретения, тоже не принесла радости. Теперь у Андрея Шелаева было столько разной собственности, что он и сам толком не знал, чем, собственно, владеет. Он не держал этого в голове и о галерее, например, вспомнил лишь по случаю.
Так получилось, что почти одновременно с его кортежем к галерее подкатил еще один роскошный автомобиль — на нем прибыл известный кинорежиссер. Как выяснилось, он собирался приобрести одно из выставленных в галерее полотен для своей недавно купленной виллы на берегу Средиземного моря. Однако, увидев то, что привез Андрей — служащие только что распаковали полотна и решали вопрос размещения, — режиссер вошел в раж, забыв об изначальной цели визита.
— Класс! — восхищенно простонал он. — Это… это… у меня нет слов! Я ее покупаю!
— Погодите, картину только что привезли, мы еще не определили ее стоимость, — попыталась возразить сотрудница галереи.
Но режиссер отмахнулся:
— Ерунда! Я беру ее, сколько бы она ни стоила. Кстати, а кто автор? У вас есть другие его работы?
Вот так к Андрею Шелаеву и пришла слава, о какой он мечтал когда-то зеленым еще пацаном. Рисовал простым карандашом на альбомном листе натюрморт с надтреснутым кувшином и восковыми яблоками со следами зубов какого-то пытливого своего предшественника по мольберту. Сосредоточенно водил карандашом по бумаге, а сам украдкой поглядывал на точеный профиль темноволосой девочки у окна и грезил о том, что со временем станет модным художником, богатым и знаменитым, и тогда
Известность его как оригинального художника все росла. Работы Андрея Шелаева (да-да, того самого!) стали очень модны, «ценители искусства» и коллекционеры рвали их друг у друга из рук, чуть ли не срывая со стен на персональных выставках. Он и раньше не был обделен вниманием, но теперь его популярность зашкаливала. Андрея стали приглашать на телевидение и радио, журналисты, жаждущие взять у него интервью, обрывали телефон, в людных местах его начали узнавать и просить автограф — но и эта внезапная слава не доставляла ему приятных эмоций. Наоборот.
Андрей давно заметил, что цветовые пятна, какие он видит вокруг себя, — это единственно те, что он оставляет на холсте кистью. Весь остальной мир незаметно сделался для него черно-белым — точнее черно-серым, потому что белый цвет, цвет чистоты, в этом мире отсутствовал. Все, на что он смотрел, будь ли то первый снег или только что побеленная стена, казалось ему серым и грязным. Некоторое время он подозревал, что заболел некоей редкой болезнью, что у него началась разновидность тотального дальтонизма, но потом он нашел в себе силы признать, что дело, конечно, совсем не в болезни. А в том, что было причиной и всех остальных его бед — в проданных воспоминаниях. Тогда на некоторое время у него появилась навязчивая идея, ему вдруг безумно захотелось увидеть какой-нибудь яркий, чистый цвет, лучше белый. Из глубины памяти всплыло понятие «белое безмолвие». Так, кажется, назывался приключенческий роман, читанный им в детстве. Вроде бы люди, которые долго находятся за Полярным кругом, чуть не слепнут от того, что постоянно смотрят только на ослепительно-белый снег. Охваченный таким жгучим желанием, Андрей сорвался с места и слетал сначала на Северный полюс, потом в Антарктиду. При его деньгах он мог позволить себе и не такое… Но ни тот, ни другой вояж не оправдал его ожиданий. Везде он испытывал неудобство и раздражение: холод, никакого комфорта, даже элементарного…
А снег казался грязным.