Старфол

Вызвали группу захвата, туда же примчался и будущий гвардеец Туравской. Там он и все, кто находился рядом с ним, в очередной раз почувствовали этот сверлящий носоглотку запах дыма горелого торфа. В квартире вонь стала почти что нестерпимой и густой словно переваренный суп. Группа захвата выбила дверь и застала маньяка в своей комнате абсолютно голым и за пришиванием разноцветных пуговиц на свою мошонку. Сатана оказал свирепое сопротивление, и на то чтобы надеть на него наручники и связать ноги у пяти здоровенных спецназовцев ушло целых пять минут. Все это время изверг кусался, царапался, лягался и бил головой. Ребята так осерчали, что после того, как его, наконец, обездвижили, в качестве бонуса самим себе, ещё в течение следующих пяти минут все дружно пинали ногами. В результате тело серийного убийцы превратилось в сплошной фиолетовый синяк, а голова в кровавую рваную рану. И всё равно задержанный и отдалённо не стал похож на того маньяка, которого описывали свидетели и вела служба наружного наблюдения. Начать с того, что он оказался среднего роста, никаких игольчатых зубов и когтей у него, конечно, не обнаружили; форма головы обычная гидроцефальная, как у половины народонаселения страны; глаза линялого голубого цвета. Никаких приспособлений для нанесения грима так и не нашли. Работал он администратором в сетевом магазине. Жил с мамой. Возраст – сорок лет. Но это был, несомненно, тот самый маньяк – Сатана: у него в доме нашли одежду, – плащ, свитер, сапоги, кольчугу, – размерами, соответствующую человеку двухметрового роста. Нашли и оружие, и некоторые вещи жертв. Несомненно, преступник обладал паранормальными способностями, гипнозом; был необычно селён и хитёр. В его квартире нашли множество книг по чёрной магии и некромантии. После захвата его так отделали, что должны были бы отвести в больницу, но Туравской настоял на водворении Сатаны в тюремной камере и только тогда туда пригласили доктора.

Довольно скоро маньяк стал давать признательные показания. Фиксировали эти показания только в присутствии нескольких сотрудников отдела серийных преступлений. С преступника наручники не снимали. По поводу своих метаморфоз в двухметрового гиганта он сказал, что изготавливал мистический напиток под названием – сома преображения, который, якобы, позволял меняться его телу, возвышаться его духу. И вообще, он никого не убивал, а приносил их в жертву для получения жизненной силы и абсолютной власти над своим телом и душами других людей. Сатана оказался конченым психом, мерзким типом, поддонком и извращенцем. И всё же, что-то здесь было не так, одним гипнозом его перевоплощения и появления этих людоедских теней не объяснишь, а тем более укусы зубов на трупах. После каждого допроса и его признаний у Михаила болело все внутри, душа ныла и дёргала, как воспалённый зуб. К концу расследования он понял, что это его последнее дело. Он уволился и записался по контракту на службу в армию.

Пока Туравской плавал по своим воспоминаниям, группа «Ночная Змея» подошла к концу туннеля. Автоматические ворота туннеля открылись, и отряд вышла во влажный, подсвеченный прожекторами и вспышками на горизонте, осенний мир. Они оказались на железнодорожной станции. На ней совсем недавно устроили стартовую площадку для баллистического бомбардировщика. Он недвижимой громадой, под наклоном в сорок пять градусов, возвышался в холодном воздухе, подсвеченный красными габаритными огоньками. На его мокром от мелких капель воды, словно живом боку, выделялась жёлтая надпись "Старфол".

Загрузившись внутрь бомбардировщика, группа оказалась в его просторном чреве, освобождённом от лишнего оборудования и самих бомб. Видно было, что, итак, не маленькое пространство внутри искусственно расширили и после загрузки всего оборудования, включая подводные катера, ещё оставалось довольно много места. Все заняли свои места, разместившись в креслах – компенсаторах перегрузок. Погрузочные люки закрылись, зажглись внутренние огни на взлёт. Бомбардировщик "Старфол" вздрогнул, синим огнём мигнули два его сопла, и он начал движение по направляющим рельсам вверх, в темно-серое, клубящееся угрозой, предрассветное небо. Сначала, как бы с неохотой, а затем все более ускоряя свой бег, он прыжком сорвался со стартовой площадки. Резко набирая высоту, всё больше и больше увеличивая угол наклона к горизонту, пока через какие-то семь-восемь секунд не скрылся из виду в низких набухших тревогой, словно грудь не сдоенным вовремя молоком, облаках, оставляя брошенной в одиночестве земле лишь затихающий стартовый вой свирепого первобытного хищника.