Старфол

Пока Божков, в сопровождении свиты охраны, ходил, чтобы оставить флэшку, Екатерина всё это время продолжала стоять чуть поодаль от основной группы. Она прислонилась к стене и пыталась синхронизировать свои чувства с призраком души станции. Ещё в коридоре, где так внезапно ожил дохлый солдат, она почувствовала слабый укол подсознания, который показывал путь её дару. Теперь, посмотрев последние минуты жизни доктора Вальтера, ей открылся внутренний туннель, по которому двигалась её тонкое энергетическое тело навстречу крикам боли и голодному рёву убийства. Она ощутила, как плёнка, скрывающая от неё неведомые ужасы станции, сползает со скользкого ночного кошмара и, с приходом мышечной дрожжи, к ней возвращается дар видеть будущие угрозы. Сначала медленный и ленивый ручеёк отдельных картин, превращается в шумный поток непрекращающихся образов. Она пыталась его контролировать и в некоторой степени ей это удавалось: боль, посетившая её на подступах к острову, больше не возвращалась. Ей пришлось приглушить яркость приходящей информации, иначе бы её порвало изнутри, сделать её фоновым сопровождением своих мыслей.

Катя отошла от стены, прошла между бойцами и обратилась к Строгову:

– Я снова могу чувствовать. Будущие нестабильно, спрогнозировать его на основании тех многочисленных видений, которые ко мне приходят, практически невозможно. Да и если бы я смогла, думаю, прогноз был бы малоутешительным. Кругом нас затаилась угроза, эта станция живёт своей чудовищной жизнью. Я ощущаю, что необходимый нам ключ мы можем обнаружить либо на втором, либо на третьем уровне станции. Если считать первым тот на котором мы сейчас находимся. Могу только согласиться с доктором: действительно, чем мы глубже будем спускаться, тем меньше шансов у нас остаться в живых.

– У нас есть только один выход – идти дальше, – у Строгова стали наливаться кровью глаза, оставаясь внешне спокойным, в нём с новой силой забушевал пожар ярости, начавший его подъедать еще в родном бункере за несколько часов до операции. Его состояние выдавали только краснеющие белки глаз, – и мне всё равно что нас там ждёт и насколько оно враждебно всему живому. Все меня услышали, срать я хотел на все эти ожившие сказки! Екатерина, сканируй каждый уголок станции, старайся предупреждать нас об угрозах. И на этом ставим жирную точку. Начинаем войну! Божков вернулся? Поехали!

Группа в боевом порядке шла по серпообразному коридору, проходя мимо многочисленных ответвлений вглубь уровня, и, продвигалась дальше, оставляла справа от себя столь же многочисленные закрытые двери лабораторий. Так группа добралась до грузовых лифтов: пассажирские лифты на станции отсутствовали. Солдаты рассредоточились по периметру площадки размером сто квадратов, на которую выходили ещё несколько меньших по размеру коридоров, перед тремя лифтами. Первая двойка, – Труба и Сало, – зашли в среднюю кабину лифта. Понажимали там разные кнопки, зашли в следующий лифт, а затем и в последний. В наушниках шлема полковника прозвучал голос Трубы:

– Все лифты обесточены, аварийная система энергопитания отключена. Лифты питались от собственных генераторов, но, судя по всему, с ними тоже произошла смертельная неприятность. Мы открыли нижний люк в шахту правого лифта: шахта полностью забита обломками и покорёженным оборудованием. Кто-то очень не хотел, чтобы мы могли спуститься этим путём. Да, командир, Сало только что доложил, что и все остальные, то бишь две оставшиеся шахты, также завалены.

– Ясно. Всем внимание. Из-за невозможности спуска на нижние уровни здесь, мы будем вынуждены идти по лестнице, проходя полностью уровень за уровнем. Напоминаю, что лестницы переходов на каждом уровне разнесены в противоположные стороны. Поэтому придется, повторяю, проходить их полностью. Ближайшая лестница, на нашу удачу, здесь же. Дверь на неё все видят? Вон она, жёлтого цвета, – Строгов показал на дверь.

Не успел Строгов произнести последних слов, как стали открываться двери помещений и из всех коридоров, выходящих на лифтовую площадку, полезли твари когда-то бывшие персоналом станции – они все носили комбинезоны станции с соответствующими нашивками и шевронами. Уроды были явно не в духе: со всех сторон раздавались их болезненные стоны и захлебывающиеся завывания. Они ползли по полу, стенам, потолку и все они были окончательно мёртвыми. Полуразложившееся плоть где-то уже начала отходить от костей, обнажая склизкие зеленоватого цвета кости. У многих глаза уже вытекли гнилостными соплями на вспухшие могильным соком щёки. У остальных глаза имели мутный оттенок покорёженного в аварии, забрызганного чёрной кровью, стекла.