Старик

2) Экстрапунитивный - "Я всю жизнь старался, думал, что это кому-то нужно, но люди гораздо хуже и не оценили всего этого." Все старики балдеют на своей эпохе. Вы видели хоть одного, кто жаловался бы на "плохую молодость"? Да, времена были тяжелые, непростые, но какие-то светлые (война, голод, разруха, репрессии, эпидемии). Интересно, что Николай Иваныч не укладывался в эту схему. Похоже, он знал свое место, вовремя понял и смирился. И при этом получал какие-то радости жизни. Конечно, его розарий, его краеведческий музей - хобби, игры для забивания мозгов на пенсии. Но далеко не всегда он выглядел жалким и беспомощным. Иногда, когда он стрелял глазами из-под своих очень "плюсовых" очков, мне казалось, что это - он настоящий, а хихикающий божий одуванчик - это так, дань общественным ожиданиям. Кстати, что такое пенсия? Ведь это - оплачиваемое государством ожидание своей смерти. И гуманное государство, определяя ее размеры, стремится к тому, чтобы мучительное ожидание не слишком затягивалось. Почему я Николай Иваныча воспринимал не только, как старика? Да наверное, потому, что он не только старик. Иногда же кажется, что старики повышенно участливы. Это и так, и не так. Просто, когда своя жизнь не дает достаточно материала для переживаний, они чисто вампирически делают объектом переживаний жизнь чужую. Но это не исключительно стариковская черта. Мой старик, разводил ли он розы, собирал ли материалы для никому не нужного музея - когда он играл в свои игры, он был востребован и не страдал от недостатка признания и сочувствия. Что-то могло еще заинтересовать его просто само по себе. Так что, Витя, твои планы "вывести формулу старости" - ерунда, мечта метафизика. Кожа морщится одинаково, но что делать с мозгами? Ну, сделаю я совершенный грим, походку, дикцию. Но это будет, в лучшем случае, "Я в старости". И то, не уверен: мне не хватает главного мотива, главного конфликта: "Жизнь ушла". Итак, я потерял массу времени на то, чтобы рационально оседлать свою роль, когда мне надо было всего лишь ужаснуться от того, что неизбежный конец рядом. Очень ли я обману себя и других? Ну, так не пару лет, а пару десятков - какая разница? Я ведь и так ничего не успел - только пил, жрал, развлекался. Ведь так и есть. И все мои трепыхания ни к чему не приведут. Разве это не ужас? Настроение испортилось окончательно. Хорошо, Витя, продолжай в том же духе.

15.

Опять видел дурацкий сон:

Я где-то в больнице, в операционной, на столе. Люди в белых халатах. Рука перевязана жгутом. Сестра делает мне инъекцию внутривенно. Доктор спрашивает ее: "Вы сделали два кубика анальгина?" "Анальгина?"- в ужасе переспрашивает она: "Разве вы сказали, анальгина?" Они суетятся и переживают, кто за это будет отвечать, потому что "он же сейчас..." "Он" это я, значит. И я сейчас... Прямо сейчас! Как же мне собраться? Мне холодно и страшно. Сейчас я прыгну куда-то. Там темно. Что я там буду делать? Я же ничего не знаю. Я так привык здесь! Зачем они это сделали? Я их всех обману. Сейчас станет темно, но это я просто усну. Я даже...

Встал я подавленным. Ничего себе, сон! А я - ничего, молодцом. Даже испугаться не успел. А ведь не знал, что мне все это только снится. Как я их всех взул - "я сейчас просто усну!" Это не они мне, а я сам себе обезболил процесс. Безо всякого наркоза. Медсестра, сучка рассеянная. Врачи, называется. Стоп! На кого я злюсь? Это же мне приснилось! Вспомнилась одна хрестоматийная байка: В редакцию одного издательства пришел мужик. В лаптях, с рукописью. Дело было при царе-батюшке. Редактор прочитал, заинтересовался и принял у себя мужика. Оказалось, это был Лев Толстой. Но ему надо было, чтобы рассказ приняли не от графа Льва Николаевича, а от простого русского крестьянина. Здорово это напоминает и мою затею! Пушинский и Бранцотти беседуют со мной, то да се. Надо обязательно попросить у итальянца автограф - для доказательства. А потом я "молодой-зеленый" прихожу на студию и говорю: "Ну, что, берете меня на роль?" Они, естественно: "Нет, вы еще слишком молоды..." А я тогда с торжествующим видом вытаскиваю автограф и спрашиваю... Целый день вожусь у зеркала со своим лицом. Хорошая вещь коллодий. Морщин - хоть отбавляй. Неужели я когда-то таким стану? Немножко тертого графита на веках не помешает. Бороду и усы - распустил, к черту, по волоску, иначе вида - никакого. Клеил потом, часа два кряду. Из остатков удлинил себе брови и кое-что налепил в уши. Недельную щетину - a la George Mikchael, тоже обесцветил. Вышла характерная пенсионерская "небритость". Поработал с шеей. В нос затолкал ватные тампоны, он сразу преобразился картошкой. Из пластмассовой линейки на свечке согнул дужку - за нижнюю губу. Она оттягивает вниз щеки. Брыла, как у бульдога. А тарахтит во рту, как вставная челюсть. Видос у меня, конечно!.. Пожалуй, пора перейти к полевым испытаниям!

16.